Надежда узника
Шрифт:
– Найду из чего сделать дубинку.
– Только не ввязывайте в это дело Анни и Берзеля. И Алекса. Я постараюсь отвлечь охранников. Возможно, мне придется кричать, даже визжать. Попробуем сделать это сегодня вечером. Тянуть до утра опасно.
Когда мы обо всем договорились и я отпустил Мантье и Толливера, ко мне подошел встревоженный Алекс.
– Что вы затеяли?
– Ничего, – буркнул я. Как же противно врать!
– Но вы о чем-то шептались, – настаивал Алекс.
– Кто
Алекс опустил глаза.
– Извини. – В его голосе чувствовалась обида. Мое сердце стучало с надрывом. Я скоро умру, так зачем омрачать последние часы ссорой с другом?
– Алекс, прости. Наклонись ближе. – Он наклонился, и я прошептал ему в ухо:
– Сегодня, когда нам принесут ужин, будет жестокая драка. Как только услышишь шаги охранника в коридоре, немедленно уводи Анни и Берзеля в туалет. Сидите там, пока все не кончится. Ты ответственен за их жизни.
– А как же ты?
– Со мной все будет в порядке.
Алекс пристально посмотрел мне в лицо и наконец согласился:
– Хорошо, мистер Сифорт.
Мне хотелось сказать ему что-нибудь еще, хотя бы два слова. Но что можно сказать, когда у стен есть уши?
– Мистер Тамаров…
– Что?
– Вы хороший офицер. И всегда им были.
– Спасибо, мистер Сифорт. – Алекс расправил плечи.
Я улыбнулся и вскоре уснул. Проснулся я слишком поздно, когда охранники уже ушли. Проклятье! Обругав себя последними словами, я подозвал Алекса и попросил:
– Мистер Тамаров, можете не спать всю ночь и разбудить меня до рассвета?
– Да, мистер Сифорт.
– Тогда так и сделай.
Неуверенно подошел Толливер.
– Капитан, поймите меня правильно, я ни в коем случае не хочу вас обидеть…
– Говорите прямо.
– Я имею в виду ваше здоровье. Если с вами что-то случится, как нам быть? По-прежнему считать себя офицерами Военно-Космических Сил?
– Считать? – возмутился я. – Вы есть и будете офицером Военно-Космических Сил, пока вас не отправят в отставку.
– Каких Военно-Космических Сил? Где они?
– Здесь. И я, и вы представляем здесь Правительство ООН.
– Пока вы еще живы, сэр, скажите, кто главнее: я или мистер Тамаров?
Пришлось призадуматься. Алекс старше по званию, но числится в отпуске по болезни, а значит, по уставу не может командовать Толливером. Более того, Алекс утратил важные для службы воспоминания. Ничего не поделаешь, придется смириться с горькой правдой.
– Вы главный, – ответил я.
– Есть, сэр.
– Разве скоро рассвет? – простонал я.
– Да. Проснись же! – тормошил меня Алекс.
– Который час?
– Начало пятого.
Щель над дверью была темной, значит, в коридоре
– Поставь стул туда, – показал я.
Дверь находилась в середине северной стены комнаты. Алекс поставил стул в углу, где смыкались северная и восточная стены. Я ткнул Толливера ногой, тот лишь перевернулся на другой бок. Я ткнул ему под ребра сильнее. Наконец он проснулся, сунул руку в карман с бритвой.
– Рано еще, – тихо сказал я. – Алекс, разбуди Фредерика.
Мантье протер сонные глаза.
– Я готов, – доложил он, заметив, что мы уже на ногах, оделся, сел у стола ближе к двери, поставил рядом с собой стул, чтобы при случае использовать его как холодное оружие.
– Разбуди мальчишку и отведи его в туалет, – приказал я Алексу.
Мне послышалось, будто по пути к туалету Берзель всхлипнул. Я присел около Анни, погладил ее по лбу.
– Вставай, лапочка. Проснись, пожалуйста.
Она вздрогнула.
– Все хорошо, лапочка, – утешал ее я. – Побудь в соседней комнате с Алексом и Берзелем.
Она испуганно озиралась, заметила в руках Толливера бритву и оцепенела.
– Толливер, не держи ее на виду! – приказал я. – Анни, вставай.
Но она уже все поняла, судорожно прижалась ко мне.
– Будете драться? Бритвой? Никки, вас перебьют!
– Анни, иди в туалет.
– Но…
– Живо! – рявкнул я.
Тихо плача, она поплелась в наше единственное укрытие. Я поковылял в угол у восточной стены, сел. Хотелось спать, меня бил озноб, я едва боролся со сном, иногда заходился в приступах кашля и утешал себя тем, что мучиться осталось недолго. Скоро тело мое заснет навеки, а душа отправится на Суд Божий. Господи, как я раскаиваюсь в своих грехах! Если бы все можно было повернуть вспять… Я прожил бы жизнь иначе.
Вдруг мне стало легче. Конечно, Господь покарает меня, но, может быть, он услышал мое покаяние…
Минуты казались вечностью. Я нервно теребил маску на коленях. Толливер лежал, спрятав руку с бритвой под одеяло. Мантье сидел на стуле. Ни звука, ни шороха, лишь мое тяжкое, прерывистое дыхание.
В коридоре зажегся свет, послышались шаги. Я заставил себя встать. Как только откроется дверь, надо заорать, отвлечь внимание охранников на себя. Может быть, Толливеру удастся с ними разделаться.