Надежда
Шрифт:
— Конфета, подаренная от чистого сердца, равна двум конфетам!
И убегает.
— В нашей группе еще одного мальчишку усыновили. Вот если бы всех забрали! — говорит мечтательно Леша.
— Лучше бы вообще сюда не отдавали! Родителей хочется в детстве, — раздраженно фыркает Катя.
— Глупая ты, — сердится Леша.
— Сам псих и три дня не умывался!
— Зато на четвертый — с мылом, — парирует Леша.
— Брехать — не пахать! — кричит Катя.
— Ребя! Непорядок в танковых войсках! Хватит лаяться. Разрядиться невтерпеж? Ох, получите сейчас от меня звучного пинка в зад! Тормоза! — командует им Лена.
Пристыженные
— Вот дурачье, чуть не подрались, — рассмеялась я.
— Откуда у Лешки конфеты? Слямзил на кухне? — предположила Лена.
— Лешка тырить не станет. Наверное, из своего загашника достал, — возразила я.
— С чего бы это? Держи карман шире!
— Он добрый.
— Добрый? — неопределенно хмыкнула Лена. — Не знаю. Я люблю своих подружек, а все равно мы часто нетерпимость проявляем, стремимся отнять, зажилить, даже напакостить, обижаемся из-за всякой мелочи. Иногда мне кажется, что полное единодушие царит у нас только тогда, когда нас объединяет общая ненависть.
— Ну, ты и даешь! Вот загнула! — с легким отвращением перебила я подругу. — Я такого не понимаю. Знаешь, когда живешь в семье, видишь болезни стариков, заботы, неприятности, трудности взрослых, переживаешь за всех, а не только за себя, то меньше обращаешь внимания на всякую ерунду. А вот отвратительно бессмысленную ложь и преднамеренные оговоры взрослых я всерьез не переношу. Между этими понятиями, на первый взгляд, несущественная разница, а стоит вникнуть, так сразу начинает вылезать гнилое нутро лжи.
Говорят, дети очень чувствуют неправду. Я тоже чувствую, но всегда ставлю под сомнение свое недоверие. Боюсь оскорбить человека. Мне же неприятно, если кто-то незаслуженно назовет меня врунишкой! Я не могу обманывать, потому что стыдно после этому человеку в глаза смотреть. И жалко обманутого. Мне проще выполнить обещание. По крайней мере, я себя при этом уважаю.
Александра Андреевна учит меня способности контролировать откровенность. Она шутит: «Говори правду и только правду, но не всю правду. Иногда правдой убить можно. Гибкость в общении с людьми развивай. Не лезь напролом, лоб не расшибай. Думай, прежде чем высказываться». Я больше люблю правду, чем неправду, поэтому слушаюсь учительницу.
Лена вздохнула:
— Куда как неприятно, когда тебе лгут! Мне сто раз обещали и не выполняли, вот я и перестала быть честной. В мелочах, конечно. Часто вру, когда нервничаю. Дурная привычка! Подлость среди детей ненавижу. Любая даже маленькая ложь взрослых вызывает большое недоверие. А детей я понимаю. У меня знакомый есть. Витькой зовут. Виртуозно брешет. Жуткий врун. Хочет показать всем, что чего-то стоит. Чудак, надо не показывать, а доказывать. Но я на него не обижаюсь. Детское вранье в основном безобидно.
— Лен, а почему с Зиной беда случилась? — спросила я осторожно.
— Знаешь, почему наши девчонки «влипают»? Их же никогда не любили. И вдруг мужчина говорит: «Я тебя люблю, ты мне нужна». Сразу голова кругом идет. Все готовы отдать ради этих слов. Они ждут того, кто их произнесет. Часто таким оказывается первый встречный прохвост. Потом следует горькое разочарование. Нет опоры, нет надежды. Есть гадкий мир, от которого хочется куда угодно скрыться. Трудно выстоять в одиночку, если тебе шестнадцать. Нечасто нам улыбаются. И когда говорят красивые, ласковые слова, — девчонки верят, потому что хотят их слышать. Если я встречаю доброго,
— Просто не всем оно достается поровну, — отвечаю я.
— Я не хочу быть злюкой, не хочу быть обидчивой но, когда вижу несправедливость, зверею. Отомстить стараюсь. Недавно мы озорство учинили: завучу клей в замок налили. Она два часа слесаря ждала.
— Чего радуешься-умиляешься? Слесаря-то за что наказали? Зло, как снежный ком, набирает силу и вас же давит, — возмутилась я.
Лена не унималась:
— Только почему взрослые этого не понимают? Не хотят?
— Меня тоже этот вопрос волнует. Знаешь, Лена, я взрослею и все больше понимаю, что жизнь — штука сложная, поэтому многое прощаю взрослым. Юлия Николаевна говорит, что в детстве эмоции застилают разум и не дают мыслить трезво, поэтому мы шалим. Она советует нам ко всему относиться философски: «не делать из мухи слона», чаще вспоминать, что «не так страшен черт, как его малюют», что «надо жить проще, но не примитивней». Мне очень понравилась притча про Сократа, в которой рассказывается, как он дал невезучему человеку кольцо с надписью: «Все проходит» — и сказал, что, когда ему будет очень плохо, пусть прочтет слова на внутренней стороне кольца. А там оказалось выражение: «И это пройдет!» Я до слез хохотала. Мне от этой притчи так легко на душе сделалось! — улыбнулась я, вспомнив хитренький, веселый взгляд любимой учительницы. — Твоя воспитательница, видно, тоже ее знает, только не ко времени ее применяет. Моя бабушка говорит, что все проходит, и только любовь остается, только она есть сущее, главное. Ее ничто не одолеет. Она защищает и спасает.
— Тебе философия помогает? — удивилась Лена.
— Не всегда. Воспитание — длительный процесс, — рассмеялась я.
— Приведи пример, когда получалось.
— Так сразу не сообразишь. Что я помню? Как меня обижали, как я плохо поступала, стыд свой помню. А хорошее — оно нормально, естественно для человека и не остается рубцом на сердце. Поэтому, чтобы вспомнить такое, надо поднатужиться, — усмехнулась я. — Почему мы с тобой все о грустном говорим?
— У кого что болит, тот о том и говорит, — безразличным тоном ответила Лена.
Я понимала, что за холодным спокойствием она скрывает душевные муки борьбы с противоречиями в душе.
На соседнюю лавочку сел Димуля, друг Леши. Друзья принесли ему обшарпанную гитару. Он рвет струны, издавая бравурные, многосложные, хаотические звуки невообразимо широкого диапазона. На лице жутко серьезное выражение. «Оперу играю», — говорит он. Ребята падают от хохота. Нас с Леной он тоже развлекает. Опять подбежала Катя. «Лена, я красивая?» — спросила она, показывая прическу «я у мамы дурочка». «Сойдешь по третьему сорту в темноте, — засмеялась Лена и добавила тихо: — Вот и в Катюшке проснулось невинное трогательное неосознанное девичье кокетство».
Глазея по сторонам, плетется Вовка из шестого класса. Видно, околачивался где-то поблизости. Лицо не выражает ни малейшего движения мысли. Заметил нас, посмотрел выжидающе, потом, очертив очередной круг, приблизился и залебезил:
— Лен, хочешь анекдот? Смеяться будешь до упаду!
— Давай! — соглашается она.
Вовкино лицо, обезображенное оспой, сияет. Он радостно мурлыкает:
— Жили они счастливо и умерли в один день. На пожаре сгорели.
Сказал и закатился хохотом.