Надежда
Шрифт:
— И такое иногда имеет место быть. В мышеловку девушка попала... Дело в том, что мужчине очень важно: каков он, какова его личная значимость для окружающих. Когда в этом не эгоизм проявляется, а понимание меры ответственности перед семьей, возложенной на него природой, — это хорошо. Плохо, если в нем говорят темные силы, отсутствие культуры, «азиатчина», стремление подчинить себе. А для женщины важнее, какие те, что вокруг нее. К сожалению, бинарные системы на практике не всегда оказываются стабильными. Трудно находить общие точки сложных многомерных функций с бесконечным числом систем и подсистем переменных, — объяснила учительница.
«Влияние
— Я спросила у матери: «За что женщины любят мужчин?» Она рассмеялась: «Любим? Мы их терпим».
— Знаешь, иногда все человечество легче любить, чем одного человека. Когда нам не до юмора, приходится переходить на иронию, — усмехнулась Александра Андреевна. — Может, настанет время, когда мы будем настольно богаты, что сможем позволять себе быть добрыми и культурными. Шучу, шучу, — остановила меня учительница, предвидя шквал вопросов. — Мои родители были бедными, но очень добрыми, чуткими, тактичными, ценили красоту. Меняй тему! Ты знаешь, сейчас маму свою вспомнила. Бывают люди от общения с которыми устаешь, а есть такие, рядом с которыми отдыхаешь душой. Моя мама была нежная, трепетная, чуткая, легкая. Хотя и ей случалось быть строгой, ироничной.
— Ироничной от чувства превосходства? — уточнила я и пренебрежительно повела плечами.
— От прозорливого ума и разумного взгляда на жизнь, — жестко осадила меня Александра Андреевна.
Я поняла ее неудовольствие и опустила голову.
— Знаешь, кто для меня — мама? В раннем детстве — она мой мир, вместилище всех радостей. А за ее спиной — огромная планета неизвестности и страха. Мама — тонкая, мягкая, понимающая помогла мне осознать себя. В отрочестве я уже ничего не боялась. Но только теперь поняла, что она всегда была права, что мамина мудрость нужна и важна мне даже сейчас, в зрелом возрасте. Чем старше становлюсь, тем острее чувствую, как не хватает ее. Горше вспоминаются нанесенные ей по глупости обиды, резкие слова, произнесенные в сиюминутном запале... Ее жизнь — непрерывное самоотречение и борьба.
— Как вы думаете, любовь к родителям дается с рождения? — ухватилась я за новую тему.
— Думаю, да. Это высшая материя. В подкорке — тоска, боль и любовь к ним. Ее часто не осознаешь. Она со временем может или окрепнуть, или исчезнуть. Самое большое счастье — любить близких. К сожалению, многие этого не понимают или осознают, когда жизнь склоняется к вечеру, — вздохнула Александра Андреевна.
— А любовь к ребенку тоже с рождением появляется?
— Родителями желательно становиться, почувствовав в этом острую необходимость. Тогда любовь к ребенку возникает еще до появления его на свет. В противном случае ее надо выстрадать. Носишь ребенка под сердцем, потом бессонные ночи, болезни. Сначала жалость к малышу преобладает. Когда он подрастает, то все дороже становится. И тогда понимаешь, что чаще надо бросать свои дела, заботы и это время отдавать ребенку: беседе с ним, ласке.
— На себе испытали?
— Да. Старшего сына при родах акушерка оставила без присмотра. Я потом двенадцать лет ставила его на ноги. Изо дня в день, из ночи в ночь — одни заботы, одни волнения. И ему, бедняжке, досталось. Боялись, калекой останется... Мы с ним очень любим друг друга.
— Оптимизм помог все выдержать?
— Я никогда не отличалась светлым бездумным оптимизмом. Выручала привычка: «Надо, обязана». Еще любовь
— А если у ребенка никого нет, кого ему любить?
— Мечту о родителях.
— Во всех случаях?
— Не знаю.
— Скажите, пожалуйста, а почему истопник дядя Леня такой злой? Он же детдомовский, пережил много.
— Видно, не встретился ему человек, который сумел бы его понять.
— Мне кажется: злой человек не может быть счастливым.
— Наверное.
— Бабушка часто рассказывает мне о своих корнях, о семейных традициях. А как же быть детдомовским? Память о родителях заставляет думать о том, что их ожидает такая же участь. Но они же не должны быть Иванами, не помнящими родства? — задала я очень важный для меня вопрос.
— Если есть, кого помнить, то они помнят. Для них важнее знать, что жизнь — это борьба не только с большими проблемами, но и с тысячами едва приметных пересекающихся каждодневных трудностей быта, что качества борца: напористость и убежденность, — нужны всем и всегда. Они должны понять, что надо самим делать свою жизнь, а не ждать милостей, самим любить и быть добрее; цель иметь, жить, а не прозябать в жалобах на невезение. Мир не мрачный, он печальный. Печаль неизбежна, но каждому надо стремиться жить так, чтобы доброе и радостное перевешивало.
Мне кажется, что основа человеческой морали заключается в увлеченности настоящим делом и в ответственности. Эти чувства не существуют во времени, не меняются. Моему двоюродному брату в немецком госпитале хотели ампутировать ногу, а он не позволил. Изобрел специальный шприц, сам делал себе вытяжки и уколы, а через месяц танцевал с медсестрой, которая помогала ему доставать медикаменты. И в мирной жизни он продолжает быть таким же упорным, твердым, оставаясь при этом заботливым отцом, верным другом, интеллигентным человеком. С упоением и восторгом относится к работе. Всех вокруг увлекает своей энергией, любовью к жизни. Ты своим детдомовским друзьям расскажи о нем. В детстве брат беспризорником был, — мягко попросила Александра Андреевна.
— Но ведь основы характера закладываются в детстве, а некоторые мои детдомовские друзья такого навиделись! Не пожелаешь никому, — возразила я.
— Так это основы. Человек всю жизнь изменяется, развивается, — успокоила меня Александра Андреевна.
— А Бог им не поможет?
— Ты же знаешь: «На Бога надейся, да сам не плошай». Моя мама говорила, что «основа веры: первоначальное достоинство человека, его великое предназначение. Божественная природа человека в его нравственности. Пока она сохраняется, его достояние растет. Как только возобладает жестокий нрав, безудержная жадность, утратится благопристойность, то его внешне прекрасная жизнь будет представлять постыдное зрелище...
Русский народ нежен, тонок душой, как сама природа. В этом его двойственность, а может, и беда. Наверное, он в большей степени нуждается в религии потому, что главное в ней — чувства. Церковь всегда была хранительницей истин более высокого порядка. Ее волновала душа, озарение и прочее. Самый тяжелый крест тот, на котором был распят Христос. Русская нация несет этот крест до сих пор...» Это мама, видно, вспомнила о своем муже, погибшем в концлагере, — понизив голос, произнесла Александра Андреевна. — Радуйся, что у тебя пока детский ум, не способный все понять и осмыслить. В этом тоже заключается очарование детства...