Надежда
Шрифт:
— Мне пора. До свидания, — пробормотала я сквозь зубы.
«Тетя Алла прожила с дядей Володей двадцать пять лет. Теперь осталась одна. Она же такая добрая! За что он ее бросил!? Зачем обидел?» — разволновалась я.
Вернулась домой от Александры Андреевны раздраженная. Не смогла она в этот раз успокоить меня. Не хватило ей подходящих слов. А может, я еще сама не готова ее понять?..
Заканчиваю писать. Ночь. Все спят. Спокойной ночи, Витек!»
Потихоньку открыла свой скрипучий ящик, спрятала тетрадь между газетами и нырнула в постель.
ЧТО ЛЮДИ СКАЖУТ?
Во время выпускных экзаменов я еще надеялась, что меня не отправят в пищевой техникум, по окончании которого я буду иметь верный кусок хлеба, потому что отец неоднократно говорил с родителями учеников о необходимости получения высшего образования. Но когда мать послала на станцию в поликлинику за медицинской справкой, я поняла, что за меня все давно решили. Волнение сразу улеглось. Я привыкла принимать их решения как должные. Что поделаешь, иждивенка, права голоса не имею. Жаль. Даже в детдоме у детей спрашивали согласия.
Утро было спокойное безмятежное. Земля, жадно впитавшая влагу ночного дождя, была упруга и податлива. Посадки зеленели и горели алмазными искрами. На станции встретила Костю. Всю дорогу до больницы говорили о моей дальнейшей жизни. Он давал советы на правах старшего товарища. Я прислушивалась, так как от родителей обсуждения жизненных проблем не дождешься. У матери одно в голове: «В подоле не принеси! Под кустами не валяйся! Что люди скажут?» Гадко, противно слушать такое. Почему она меня так низко ценит? Почему так плохо обо мне думает? От обиды хочется на самом деле сделать или сказать ей какую-нибудь пакость. Но я понимаю, что это глупо, и молча глотаю незаслуженные пилюли...
В поликлинике надо было обойти с десяток кабинетов, и я уже настроилась на длинные очереди, как вдруг Костя сказал:
— У меня есть знакомая. Пойдем к ней, она все быстро сделает.
— Такое возможно? — удивилась я.
— Ты же абсолютно здорова. Обследования нужны для больных, — ответил он спокойно.
Я никогда не была в поликлинике, и робость одолела меня. Костя буквально втащил меня в кабинет. Увидев меня, врач засмеялась:
— Уколов боишься?
— Нет, — выдавила я.
— Тогда в чем проблема?
— Справка ...нужна... для техникума.
— Садись и вспоминай, чем болела за четырнадцать лет.
— Вирусным гриппом один раз. Камень был в почке. Еще кашляю, когда без пальто зимой бегаю.
— Еще.
— Все.
— А зубы, глаза, голова — болят?
— Нет.
Доктор вручила мне справку. У меня мгновенно поднялось настроение. До вечера могу гулять! Никто отчета не потребует, никто не будет ругать за минуту опоздания! Буду наслаждаться бездельем. Радостное, романтичное состояние охватило меня. Ура! Праздник!
Домой возвращались через пшеничное поле, обочины которого усыпаны васильками. Кайма тропинки то извивалась яркой лентой, то ускользала из поля зрения, играя с нами в прятки. Радостно и беззаботно звучал невидимый оркестр насекомых. Весело блестели слюдяные крылышки пчел и стрекоз. Шуршали слабые переборы терпкого, сладкого ветерка, мягко колыхалась трава.
Вышли на широкую дорогу. Пыль на ней жгучая, а песок около ручья,
Потом наш путь пересекали ямы, буераки, старые обрушенные траншеи, сплошь поросшие ромашками. Взявшись за руки, мы перескакивали через них не всегда удачно, но с искренней веселостью. (Я не могла не заметить широко открытые от остроты впечатлений застенчивые, счастливые глаза Кости и персиковый пушок его юного очень привлекательного лица.) Мы, не стесняясь, во все горло распевали шутливые и лирические песни. И мне казалось, что сливались два голоса, два искренних чувства. Такого со мной еще не бывало. Ощущение было похоже на то, как если бы я влюбилась. Но, вероятнее всего, во всем этом дурманящем великолепии был повинен пьянящий воздух свободы.
До чего же удивительно это чувство кратковременной свободы! Прекрасны минуты жизни без цели, без узды, без грустных заумных рассуждений о смысле бытия. Наверное, впервые за годы проживания в деревне я ощутила свободу на полную катушку. Моя душа обычно постоянно находилась в тенетах повседневности. Вечно куда-то бежишь, минуты выкраиваешь для себя. Меня может понять только по-настоящему занятой человек. Свобода — это как глоток свежего воздуха, как неожиданное счастливое мгновение! Именно мгновение. Потому что три часа в легкой беседе, в наслаждении красотой леса, луга, поля пролетели как миг!
«Ой, пора и совесть знать. Надеюсь, желание получить немного искренней радости, если не оправдывает, то хотя бы объясняет мое неожиданное счастливое безделье. Стыдно, бабушка одна возится по хозяйству!» — опомнилась я. Костя не возражал. Он видел мое настроение и не хотел ни в чем перечить. Выходя из леса, обнаружила поляну моей любимой дикой гвоздики. Душа вспыхнула нежностью и светлой радостью. Сорвала две: себе и Косте. Мир вокруг показался мне еще более необыкновенным!
— Смотри! — показала я рукой в небо. — Ветер скомкал тучи. Ласточки всполошились. Мечутся, будто потеряли что-то очень дорогое. Правда, на вираже, когда не машут крыльями, они очень похожи на самолеты, взмывающие ввысь?
Костя улыбался и кивал. Попрощались на мосту.
На пороге дома меня встретила бабушка, милая, сострадательная душа и, сокрушенно качая головой, спросила:
— Где пропадала? Неосмотрительно ведешь себя. Мать нервничает.
— Так ведь за справкой ходила. И вы не верите, — обиделась я.
— А цветы, неопровержимое доказательство свидания, откуда?
— Дорога через поле шла. Там и нарвала, — сказала и махнула рукой: дескать, не приставайте, все нормально.
— Ты бы не показывала цветы матери, да и сама глаза ей не мозоль, поторчи на кухне. Может, обойдется, — со вздохом посоветовала бабушка.