Надежда
Шрифт:
— Это мой долг, — с достоинством ответил доктор.
— Ну так поедемте прямо теперь же, — не успокаивался князь. — Конечно, если вы, Государь, меня отпустите.
— Да ради бога, ступайте, — великодушно махнул рукой царь. — Кстати, передайте супруге мой привет и пожелание скорейшего исцеления.
— Передам, Государь, непременно передам, — зачастил Длиннорукий. — Так едемте же, Серапионыч, едемте!
Исчезновения доктора и градоначальника никто не заметил, даже Дубов с Чаликовой. Пока все, кто был в палате, любовались и восхищались сокровищами,
— Пал Палыч, а что такое приключилось с княгиней Минаидой Ильиничной? — напрямую спросила Надежда. — Господин Рыжий что-то говорил, но мы толком ничего так и не поняли. Ведь она погибла?
— Да, — печально кивнул боярин Павел. — И при весьма странных обстоятельствах.
— При каких же? — вступил в беседу Василий. — Если это, конечно, не государственная тайна.
— Да какая уж там тайна, — вздохнул Пал Палыч, — когда о ней весь город гудит… В общем, поскольку появились сведения, что жизнь Минаиды Ильиничны под угрозой, то Государь предоставил ей охранника, чьим заданием было сопровождать княгиню повсюду.
— Что ж, разумное решение, — одобрил Дубов.
— Однако все это очень скоро закончилось — охранник исчез бесследно, а в опочивальне княгини ее прислуга обнаружила… — Боярин Павел даже замялся, не решаясь договорить. — В общем, то немногое, что от нее осталось.
— Херклафф, — побледнев, чуть слышно проговорила Надежда.
— Что, простите? — не расслышал Пал Палыч.
— Скажите, как выглядел этот охранник? — едва справившись с волнением, спросила Чаликова. — Такой приличный господин средних лет, со стеклышком в глазу, и выговор, как у иностранца?
— Да нет, вид он имел самый обычный, — ответил боярин Павел. — Хотя погодите, княгинина горничная и вправду заметила, что он изъяснялся как-то не совсем по-нашему.
— Ну ясно, это единственное, что ему не удалось скрыть, — отметил Василий. И успокаивающе положил руку Наде на плечо: — Не корите себя, Наденька, вы не виноваты. Вы же хотели, как лучше.
Тут раздался громкий голос Путяты:
— Господа, все налюбовались драгоценностями? В таком случае прошу еще немного внимания.
Когда в царской палате затишело, Путята заговорил вновь — с волнением и оттого слегка путанно:
— Вы, наверное, уже слышали, а кто не слышал, я скажу. У меня для вас очень печальная весть. Вчера лютой смертью погибла вдова князя Борислава Епифановича, княгиня Минаида Ильинична. И это несмотря на то, что ее плотно охраняли. Значит, наши враги не успокоились и вновь плетут свои злодейские сети. Но я сейчас о другом. После Борислава Епифановича остались трое малолетних детей, и наш общий долг — позаботиться о сиротах. Если возникнет надобность, я сам даже готов их усыновить.
Терпеливо выслушав возгласы царедворцев о бесконечной доброте и благодетельности своего Государя, Путята продолжал:
— Говоря о вещественном, о телесном, нельзя забывать и о вечном, о божественном. — Приняв постное выражение лица и возведя честные очи к побеленному потолку,
А Надежде почему-то вспомнился Салтыков-Щедрин. Вернее, один из его нарицательных персонажей, Надя только не могла припомнить, какой именно. Но явно не Угрюм-Бурчеев.
— Так вот, о духовности, — продолжал Путята. — Вы думаете, злато, сребро и чудные адаманты — это все, что привезли наши гости? А вот и нет. Стриптизы не кончились, господа! Прошу вас, Лаврентий Иваныч.
Лаврентий Иваныч махнул рукой, и стрельцы внесли в палату два мешка и стали проворно выкладывать из них на дорогой персидский ковер содержимое: иконы и старые рукописные книги.
— Два — ноль, — тихо проговорил Дубов.
— Что вы с ним сделали? — Чаликова резко рванулась вперед.
— С кем, простите? — Путята доброжелательно подался в ее сторону.
— С доном Альфонсо! — почти выкрикнула Надя.
— С доном Альфонсо? — переспросил Путята, как бы пытаясь что-то вспомнить, но безуспешно. — Что за дон Альфонсо? — оглянулся он на Лаврентия Иваныча.
Тот извлек из-под кафтана записную книжку и, поднеся ее к самому носу, перелистнул несколько страничек.
— Дон Альфонсо — это Ново-Ютландский рыцарь, мой Государь. Он втерся в доверие к нашим уважаемым друзьям, — Лаврентий Иваныч почтительно кивнул на Дубова и Чаликову, — а затем вероломно похитил все это, — Лаврентий Иваныч столь же почтительно кивнул в сторону мешков и их содержимого, — и пытался вывезти из страны.
— Ай-яй-яй, вот ведь как нехорошо получается, — нахмурился царь. — И заметьте, господа, сей Ново-Ютландский подданный покусился даже не на золото, не на драгоценные каменья, а на самое заветное — на наше славное прошлое и на наши Святые Иконы! — И, многозначительно помолчав, Путята заключил: — А кое-кто все еще сомневается, что рыцари — не все, конечно, некоторые — куют крамолу на наши обычаи, на нашу древнюю веру!
— Что вы с ним сделали? — с тихой яростью повторила Чаликова.
— Об участи сего разбойника, сударыня, вам незачем беспокоиться, — бесстрастно глядя прямо в глаза Надежде, отчеканил Лаврентий Иваныч. — С ним поступили по справедливости.
И Лаврентий Иваныч на миг приставил ладонь к горлу, как бы поправляя покривившийся воротник.
— Ну ладно, довольно об этом, — поспешно проговорил Путята. — Давайте потолкуем о более приятном. Конечно, я прекрасно понимаю, что вы свершили это благодеяние не ради почестей и наград, и все же хотел бы вас чем-нибудь отблагодарить. И очень прошу — считайте это не платой за услугу, а знаком моего личного к вам расположения и глубочайшего уважения!.. Конечно, я мог бы подарить вам что-то из ваших же находок, но это, по-моему, было бы не совсем умно. Поэтому просите у меня всего, чего желаете — и я постараюсь выполнить. Госпожа Чаликова?