Надежда

Гансовский Север Феликсович

Он с волнением смотрел на жену. Поймет ли она, насколько это важно даже для его собственного спокойствия? И тут Люси показала, что она такое.

— Конечно, — сказала она. — Ведь ты будешь защищать то, в чем ты убежден.

Кэт нисколько не была взволнована расставанием. Она была у бабушки в прошлом году, и воспоминания, сохранившиеся у нее, были самого приятного свойства. Поэтому она не намеревалась придавать прощанью характер торжественности и серьезности и поминутно перебивала Люси:

— Мама,

почему мы не идем в вагон?

Раздался паровозный гудок, и Кларенс поцеловал жену и дочь.

Когда они ехали назад в машине, Роджерс сказал:

— У нас на заводе такое же положение. В заводской полиции одни уголовники. Пока об этом не думаешь, кажется, что так и должно быть.

Кларенс не ответил. Конечно, так не должно быть. Но что может сделать один человек!

Утром в газете он зашел к начальнику отдела объявлений и сказал, что на место Люси можно взять человека, так как жена уехала к матери. Ему дали записку к кассиру, и он получил причитавшиеся ей за несколько рабочих дней деньги.

Это было началом расчета с газетой. На всякий случай он решил о себе пока ничего не говорить. Может быть, ему придется пробыть в городе еще некоторое время. А деньги теперь были очень нужны. Кто знает, сколько времени они пробудут без работы там, в Минесоте!

Сразу после окончания рабочего дня Кларенс отправился разыскивать профсоюз швейников.

После недолгих поисков он остановился у ворот пятиэтажного нештукатуренного дома. Краткая надпись на жестяной доске удостоверяла, что профсоюз швейников помещается во втором дворе направо, на четвертом этаже.

Лифта здесь не было. По лестнице вверх и вниз шло множество людей.

Когда Кларенс добрался до четвертого этажа, он почувствовал, что устал. Устал не от подъема по крутой, плохо освещенной лестнице, а от жизни вообще. Плохо выкрашенные стены с обвалившейся штукатуркой, ржавые перила, сор и бумажки на ступенях — всё это говорило о том, что дела швейников шли не блестяще. Если верить адвокату, с которым он разговаривал несколько дней назад, — для процесса нужны были деньги. А как раз деньгами и не пахло в этом доме.

Профсоюз располагался в нескольких низких и плотно набитых народом комнатах. Так как все здесь кричали и говорили одновременно, в комнатах стоял гул, прерываемый только частыми телефонными звонками. Столы, за которыми сидели работники профсоюза, были окружены людьми.

Кларенс долго не мог решить, к кому обратиться. Наконец он остановил худенькую девушку, пробегавшую мимо него с кипой каких-то листков в руках.

— С кем бы я мог поговорить здесь по важному делу?

Девушка подозрительно оглядела его.

— Вы с фабрики?

— Нет.

— А откуда?

— Я, — Кларенс

замялся, — я из газеты.

— Из какой газеты?

— Из «Независимой».

— Из «Независимой»!

Взгляд девушки стал еще более подозрителен.

— А что вам тут надо?

— Мне нужно поговорить по важному делу, — сказал Кларенс, теряя терпенье. — Не буду же я вам прямо тут объяснять.

— Ну хорошо. — Дернув головой, девушка откинула со лба волосы. — Пройдите к Хастону. — Она показала на притворенную дверь.

Хастон был, очевидно, одним из руководителей профсоюза.

Кларенс отворил дверь и очутился в небольшой комнате с голыми стенами и двумя некрашенными столами.

За одним из них сидел высокого роста сутулый мужчина с бледным, утомленным лицом. На столе у него в груде бумаг стоял телефон. Мужчина что-то торопливо писал.

После набитых народом других комнат здесь, казалось, было спокойнее, но этот покой тоже был относителен.

За спиной Кларенса стукнула дверь, и, оттолкнув репортера, в комнату ворвался дюжий мужчина в комбинезоне.

— У меня не хватает людей на железную дорогу, — заявил он, подходя к столу. — Наши все пошли за продуктами.

Хастон поднял голову. У него были большие, глубоко сидящие глаза.

— Возьми у Блука, — сказал он, подумав. — Он мне сам предлагал.

Мужчина в комбинезоне поспешно вышел, но вместо него появилась пожилая женщина. Разговор пошел о выдаче пособий.

Кларенс вспомнил, что профсоюз проводил сидячую забастовку на фабрике готового платья в пригороде. Об этом писали в утренних газетах.

Так как к Хастону заходили непрерывно, Кларенс простоял посреди комнаты несколько минут. Наконец тот заметил репортера и пригласил его сесть к столу.

Комната напоминала Кларенсу вокзал. Кроме ежеминутно входящих и выходящих людей то и дело звонил телефон.

Кларенс понял, что из его планов ничего не выйдет. У профсоюза по горло своих собственных дел. Но уходить, ничего не сказав, не было смысла. В конце концов это его последняя надежда.

— Я вас слушаю, — сказал Хастон, поговорив с женщиной. На лице у него было нетерпение.

— Я по поводу положения в порту, — нерешительно начал Кларенс.

Хастон кивнул ему, приглашая продолжать.

— Дело в том, что ко мне в руки попали некоторые материалы, характеризующие деятельность гангстеров.

— А вы сами откуда? — перебил его Хастон.

— Из «Независимой». Работаю там в городском отделе. Но я сейчас не от редакции.

При упоминании названия газеты брови Хастона чуть-чуть приподнялись. Затем он снова кивнул.

Кларенс начал рассказывать, начав с дела Каталони. Хастон слушал его, то и дело снимая телефонную трубку.