Надежды леди Коннот
Шрифт:
Сефора тоже вспомнила, с каким трудом ее спаситель прошел последние шаги до берега.
– Не было ли у него других ран?
– Ты имеешь в виду – кроме тех царапин, что оставила ты?
Сефора кивнула, и Мария продолжала:
– Нет, ничего похожего я не заметила. Я немного удивилась, потому что граф не задержался, чтобы выслушать слова благодарности от тех, кто наблюдал за сценой спасения. Несмотря на его сомнительную репутацию, он поступил благородно и смело, а река в том месте очень глубокая, и вода холодная. Ричард, конечно, тут же взял тебя у него и смерил его суровым и непреклонным взглядом. Может
– Ричарда я там вообще не помню. Знаю, что он скакал позади меня. А что было потом…
– Дуглас и два его друга шли нам навстречу, когда услышали твои крики. Они как раз поднялись на мост.
Черные волосы, черный сюртук и бугристые мускулы под пальцами, когда она вцепилась ему в плечи…
Почему-то те несколько мгновений показались Сефоре более реальными, чем все остальное за всю ее жизнь. Наверное, все дело в том, что она тонула и испытала сильный страх, ведь с ней никогда в жизни не случалось ничего по-настоящему плохого. Мария пристально наблюдала за сестрой; на ее лбу выступила морщина.
– Сефора, тебе не кажется, что подобные происшествия не случайны?
– Что значит «не случайны»?
– Последнее время вид у тебя совсем не радостный, и ты постоянно какая-то рассеянная. Точнее, ты такая с тех пор, как согласилась выйти замуж за Ричарда. У него куча денег, красивый дом и родственники, которые его обожают, и я еще не говорю о его положении в обществе, но… – Мария осеклась.
– Мария, он тебе никогда не нравился! С самого начала!
– Он напыщенный, самодовольный и обожает хвастаться своими достижениями и победами.
Неожиданно для себя Сефора рассмеялась.
– Он делает много хорошего для других…
– И куда больше – для самого себя, – возразила Мария.
– Он добр по отношению к своим родным…
– А еще добрее к тем, кто может помочь ему в неуклонном восхождении на вершины власти в светском обществе.
– Он любит меня.
Мария кивнула:
– Да, этого у него не отнимешь, но… Сефора, кто тебя не обожает? Я не встречала ни одного человека, способного сказать о тебе дурное слово! Тебя обожают даже многочисленные поклонники, которым ты мягко отказывала в своей руке.
– Мария, ты меня захвалила!
«Иногда я совсем не милая. Иногда мне хочется визжать от скуки существования и от того, какой я стала. Иногда внутри меня просыпается другая личность, которая хочет дышать свободно!» – пронеслось у нее в голове.
Прикосновение губ Сент-Картмейла к ее губам, его твердая и сильная ладонь поддерживает ее шею… Он поделился с ней воздухом, когда она уже не могла дышать.
Граф поднял ее на руки, как ребенка, как будто она ничего не весила. Наверное, он мог бы пронести ее вдоль всей Темзы! Его сила вселяла в нее уверенность. Он излучал заботу и какое-то волшебство. Ричард, субтильный представитель светского общества, едва ли способен вот так нести ее на руках!
Сравнения…
Зачем она сравнивает? Сент-Картмейл необузданный, волнующий и неизвестный. Она слышала, что в Америке он убил человека и избежал наказания.
На следующее утро ей показалось, будто ее переехал тяжелый экипаж. Мышцы, лишь слегка растянутые вчера, сильно болели.
В дверь тихо постучали; через секунду к ней вошла мать. Сефора обернулась.
– Милая,
Сефоре же, наоборот, захотелось снова лечь в постель и с головой укрыться одеялом, забыв об остальных. Интересно, как поступит Ричард, если она скажет, что плохо себя чувствует и не сможет его принять? Уйдет он или настоит на беседе с ней? Ричард не из тех, кто склонен чего-то ждать. Иногда за его вечно доброжелательной улыбкой проскальзывает нечто другое: мрачная раздражительность, которая ее пугает.
Сефора прекрасно понимала, что не может вечно прятаться в спальне под одеялом. Кроме того, она хорошо знала Ричарда. Откладывая встречу с ним, она лишь отодвигает проблему.
Откинув покрывало, Сефора встала. Она обрадовалась, когда вошла ее горничная, чтобы помочь ей одеться.
Ричард вошел в маленькую синюю гостиную. Сефора заметила, что мать держится в нескольких шагах позади – только чтобы убедиться, что все идет как полагается, приличия соблюдены и свидание проходит в благопристойной обстановке.
– Дорогая! – Он взял ее руки в свои, теплые; его карие глаза излучали заботу и волнение. – Моя дорогая, милая! Прости меня!
– За что простить? – Сефора не поняла, что он имеет в виду.
– Разумеется, мне следовало прыгнуть за тобой. Не стоило мешкать, но я, видишь ли, плохо плаваю, а там очень глубоко… – Он замолчал, как будто понял: чем больше он оправдывается, тем хуже это выглядит. – Если бы я тебя потерял…
– Ричард, ты меня не потерял. Более того, я почти не пострадала.
– А как твоя нога?
– Всего лишь ссадина, и больше ничего. Я ударилась о каменное ограждение. Скорее всего, даже шрама не останется.
– Я послал Дугласу записку, в которой благодарю его. Тебе не придется с ним общаться. Конечно, жаль, что тебя спас именно он, а не Уэсли и не Росс; благодарить их было бы куда легче.
– В каком смысле? – Высвободившись, она села и сложила руки на коленях; ее вдруг зазнобило.
– Они джентльмены, а Дуглас… Вряд ли ему известно, что это такое. Помнишь, как он ушел, не сказав никому ни слова и не дождавшись благодарности? Джентльмен задержался бы хотя бы для того, чтобы убедиться, что ты жива. Когда он… вначале мы все сильно сомневались в том, что ты выживешь.
Сефора вспомнила, как ею овладела неукротимая рвота; ее снова и снова выворачивало на Фрэнсиса Сент-Картмейла, пока он брел к берегу по мутной, грязной воде почти такого же оттенка, как его сюртук. Она вспомнила, что на нем было кольцо; оно было надето на мизинце его левой руки – массивное золотое кольцо с рубином.