Надкушенное яблоко Гесперид

Бялко Анна

Там оказалась упаковочная бумага. Даже скорее специальная пленка, вся в воздушных пупырышках, которые дети так любят раздавливать с легким хлопком. Ирина вытаскивала эту пленку слой за слоем, приходя все в большее недоумение. Так, борясь с пленкой, она почти упустила основное содержание посылки – черная бархатная коробочка размером чуть меньше ладони вывалилась вместе с очередным витком и упала к ее ногам. Ирина подняла коробочку, пожав плечами, тут же раскрыла...

На черном бархате перед ней лежала большая брошь – изящно изогнутая ветка, эмалевые листья, бриллиантовый цветок, и тут же яблоко – большой желтый камень. Ирина втянула

в себя воздух, зажала рукой рот, чтобы не вскрикнуть. В происхождении этой броши у нее не было ни малейших сомнений – она своими руками купила ее в маленьком антикварном магазинчике на Арбате, и потом подарила Илье. Но что все это может значить?

Она ястребом накинулась на коробку. Там должно, просто обязано, находиться что-то еще, что-то, несущее в себе объяснение хоть чему-то... Вытряхнув остатки пленки, она на самом деле обнаружила на дне незаклеенный белый конверт.

Там было два письма. Вернее, два листка бумаги, исписанных менее, чем наполовину. Ни один из них не тянул на полноценное письмо. Один листок был исписан тем же остроугольным незнакомым почерком, что и надпись на самой коробке. Написано было по-французски. Ирина, не в состоянии ничего понять, досадливо отложила этот листок в сторону, посмотрела на другой...

Его написал Илья.

«В связи с тем, как повернулись дела, я не могу быть уверен в том, что успею вернуться в Москву до торжественного события. В любом случае я хочу, чтобы малютка Елена (ты догадалась, что я выберу именно это имя, не правда ли?) получила мой подарок как можно быстрее после своего появления на свет. Я понимаю, что это всего лишь нелепый символ, но, тем не менее, мне хочется, чтобы это было именно так. Поэтому не удивляйся, получив неожиданную посылку. Если я опережаю события, просто отложи ее в сторону до нужного момента. Может быть, мне еще удастся вручить (таким маленьким детям возможно что-то вручить?) свой подарок самостоятельно. Но я хочу лишний раз подстраховаться – береженого, как говорится, Бог бережет.

Берегите и вы себя, мои девочки. С любовью,

Илья Палей.

30.04.

Париж».

Ирина, беззвучно плача, в который раз читала и перечитывала письмо. В дальней комнате проснулась малышка. Наступило время очередного кормления. Ирина побежала к ней, взяла на руки, занялась спасительной малышовой рутиной. Раздеть, протереть, оглядеть, надеть чистые вещички – этот нехитрый ритуал, будучи даже выполняем автоматически, тем не менее, оказал свое магическое успокоительное воздействие. Усевшись в свое кормильное кресло и поднеся малышку к груди, Ирина не только успокоилась, но и снова обрела способность мыслить логически.

Судя по дате, Илья написал это письмо в день аварии. Написал, приложил к нему брошь – и, очевидно, не успел отправить. Но кто-то все же сделал это теперь, месяц спустя. Тот же, кто написал другое письмо, французское. Может быть, как раз оно все объясняет? Зачем она не учила в детстве языков! Ну ладно, сейчас, вот только Аленка наестся, надо будет взять словарь и попробовать разобраться. Так. Но это не все. А брошка? Это тоже странно. Почему Илья прислал крестнице в подарок мою же брошь? Может быть, он хотел этим что-то сказать? Что может быть с ней связано, с этой брошью?

Ирина напрягала память так и этак, но в голове всплывал только вечер в посольстве и отвратительный Перен. Может, Илья хотел дать мне понять, что виноват именно он... Нет, глупо, потому что

я и так знаю, что, если авария подстроена, то это сделал только Перен, а вот Илья-то как раз вообще не мог знать ни о какой аварии. Но было что-то такое, связанное с этим вечером, с этой брошкой, что должно навести на мысль...

Ну, а если все сначала? Мы пришли в посольство, я разделась, подошла к зеркалу, Илья подал мне брошь, я приколола ее к платью... Все-таки гадко со стороны Ильи было купить мне такое платье... Интересно, а где оно? Стоп! Я приколола брошь, но я же ее не откалывала! Мы встретили Перена, по дороге домой устроили разборку, я разозлилась на Илью и забыла отдать ему брошь... Черт возьми, так где же это проклятое платье?!

Ирина еле-еле поборола искушение вскочить и немедленно кинуться на поиски. И только когда малышка, причмокнув последний раз, отвалилась от груди с сонным видом, она тихонько поднялась, переложила свое сокровище в кроватку, и распахнула шкаф.

Вот оно, платье, висит себе прекрасненько в шкафу, застегнутое в чехле. Ирина вытащила вешалку, распахнула чехол – приколотая у плеча, там блестела золотая ветка.

Ирина дрожащими пальцами отцепила ее, вышла на кухню. Все это напоминало какой-то бредовый сон. Но нет – на кухне, в коробочке, по прежнему лежала вторая брошь. Ирина осторожно положила ту, что сжимала в кулаке, рядом.

И все поняла! Ну, может быть, не все, но хотя бы что-то. Илья прислал в подарок крестнице настоящую брошь! Ту самую, пожалованную Панае Государыней Императрицей! Фамильную реликвию, которую каким-то неизъяснимым образом ему удалось вернуть в свое владение. Но если Илья все же отнял ее у Перена, то кто же прислал ее в Москву после его смерти? Решительно, надо скорее прочитать чертово письмо.

Вооружившись французским словарем, с трудом разбирая готический почерк и тихо матерясь, через полтора часа Ирина методом даже не подстрочного, а подсловного перевода восстановила примерно следующее:

«Chere Madame (это Ирина по понятным причинам переводить не стала),

Я был представлен вам... (следовали подробности знакомства), являясь близким другом князя Палей, приношу свои соболезнования (там тоже были подробности о том, какие именно соболезнования, Ирина не стала на них концентрироваться). Невосполнимая утрата... Утешение... Семейный злой рок... Князь не страдал перед смертью...

Как душеприказчик (сказано было не совсем так, там была длинная витиеватая фраза, но общий смысл сводился именно к этому), разбирая бумаги князя, я нашел вот это письмо, адресованное вам, а также вложение, каковые и направляю немедленно, согласно воле моего покойного друга.

Еще раз примите мои заверения... (следовал длинный перечень заверений).

С совершенным почтением,

Жоффруа Перен».

Когда вечером с работы вернулся Сашка, Ирина прямо с порога, торопясь и сбиваясь, стала рассказывать ему о происшедшем. Рассказ выходил путаный. История и сама по себе была достаточно смазанной, а то, что Ирина пыталась передать ее суть, обходя некоторые подробности, которых Сашке, как ей казалось, было лучше не знать, ясности отнюдь не добавляло. В конце концов ей все же удалось добраться до конца, и она потащила мужа смотреть письма и броши, так и лежавшие на кухонном столе.

Сашка прочел письма (он умел читать по-французски), покачал головой, внимательно оглядел обе броши.