Надменный индюк
Шрифт:
– Я к нему никогда и не подхожу, это он сам… – едва слышу тихое оправдание другой.
Затем раздается звук звонкой пощёчины:
– Ты, блин, что, тупая? Ничего не понимаешь? Или тебе жить надоело?! Я тебе говорю – ты меня слушаешь и выполняешь! Усекла?
Следует пауза.
– Я не слышу! – продолжает все тот же женский грубый голос.
– Да.
– Вот и отлично, сразу бы так. Николаевне и Андрею скажешь, что споткнулась и упала. Всё, девочки, пошли, нам пора.
Я спряталась за дерево в надежде, что останусь незамеченной. Из кустов вышли три
От их лицезрения отвлекает тихий плач. Иду на звук и выхожу на небольшую лужайку, посреди которой на коленях, с опущенными плечами сидит худенькая девушка со светлыми взъерошенными волосами и плачет.
Да, жизнь сложна у детей в детских домах – единственный вывод, который я могу сделать из увиденного.
Достаю из сумочки влажные салфетки, протягиваю их ей:
– Возьми, вытрись.
Девушка поднимает зарёванные глаза и смотрит на меня непонимающе.
– Что, тут никто за тебя не вступается? – я прекрасно помню, как мы с пацанами дрались, как один двор шёл стенкой на второй. И если нет друзей, которые помогут и вытянут из месива, приходится очень тяжко. – И часто у вас такое случается?
– Я… Ты? Что ты тут делаешь?
Я пристально смотрю на неё и понимаю: это же она! Та самая София, Софа, из-за которой меня мучают кошмары. Теперь я внимательнее осматриваю её и всё вокруг.
Она очень похудела, одни кости да кожа остались. Щёки впали, глаза красные от слёз, нос распух, на щеке красная отметина от пощёчины, вещи на ней порваны. Рядом валяется вывернутая наизнанку сумка, всё содержимое которой разбросано. Один кроссовок не выдержал натиска троицы и расположился тут же, на земле, второй остался на ноге.
Кошмар! Теперь я начинаю понимать значение моего сна. Ей действительно нужна помощь.
– Ну, так что? Часто такое случается? – в моём голосе нет жалости, ведь это последнее, что хочет услышать человек, который подвергся подобному моральному и физическому насилию. И если учитывать наше с ней прежнее общение, то я тем более не должна показать свои истинные чувства. – И вытрись уже, – дёргаю рукой с салфетками у неё перед лицом.
Софа встаёт на ноги, оглядывается в поисках обуви, надевает её. Подходит к сумке и начинает все свои вещи складывать обратно.
– Понятно, – прячу салфетки в сумку.
Стою и не двигаюсь. Смотрю на все её попытки привести своё душевное состояние в норму.
– Что стоишь? Вали, откуда пришла. Мне твоя помощь не нужна.
– А то и видно, что не нужна.
– Что? Мажорка решила снизойти до бедной сиротки и предложить ей помощь?
Меня передёргивает от яда
– Ну, допустим, у меня есть некоторые мысли на этот счёт.
– Вали с этими мыслями, откуда пришла, ещё раз говорю, – наконец-то она всё сложила в свою сумку и стала приводить в порядок себя. Умылась водой из бутылочки, которая была у неё, расчесала волосы и убрала их в хвостик. – Мне от тебя ничего не надо, ни тогда, ни сейчас.
– А ты изменилась…
Но я не успеваю закончить свою мысль, меня прерывает грудной мужской бас, который слышится недалеко от нас:
– Где она?
Глаза Софы полны ужаса. Её парализует страх на некоторое время, а после она приходит в себя, вскакивает, бежит на другую сторону лужайки, достаёт из-под куста рюкзак, взваливает его себе на плечо и скрывается за деревьями.
Вот чёрт! Что происходит?
Бегу за ней, оставляя позади себя мужской голос, ныряю в густую чащу деревьев. Настигаю Софу, когда она уже перебросила рюкзак через забор и сама пытается его перелезть.
Её усилий не хватает, и я подталкиваю её под попу. Она оглядывается, кивает в знак благодарности, заносит сначала одну, затем вторую ногу на другую сторону забора и спрыгивает на землю. Хватает рюкзак и убегает.
Отлично! Просто супер, Диана! Теперь ты тут, и непонятно, что делать дальше.
– Она же не собиралась сбегать? – голоса уже совсем близко.
Быстро принимаю решение спрятаться за многолиственным кустом.
Слышу шаги приближающихся людей.
– Галя, если я узнаю, что ты ей что-то сказала или сделала…
– Ну, Андрей, – а это уже знакомый мне голос девушки, недавно мучившей Софу, но сейчас он звучит заискивающе и фальшиво мило, – что я могла ей сказать? Ай! – проносится визг по саду.
Я точно услышала звук пощечины.
– Последний раз предупреждаю, Галка, не трогай Софу. Иначе…
– Иначе что, Андрей? – повышает голос девушка. – Ударишь опять? Так я согласна, бей, на! Только не бросай. Я всё выдержу, лишь бы быть с тобой.
– Заткнись, дура, истерики мне только твоей не хватало.
– Андрей, миленький, ну зачем тебе она? – вновь возвращается фальшивая Галя. – Что Софка может тебе дать? Да она от первого твоего удара сразу в обморок грохнется. А я нет, видишь, я ещё на ногах стою. Сбрось свою злость на мне, сними напряжение. Не сдерживайся, я всё выдержу, Андрюша.
– Дебилка! Во-первых, она уже прошла боевое крещение, и ничего, не истерила. А во-вторых, пошла вон! Не нужна ты мне больше. Её хочу.
– Да на кой чёрт, – снова не выдерживает Галя и переходит на крик, – с каких пор тебя такие рохли интересуют?!
– Заткнись уже, слушать тебя противно!
– Ах, противно слушать?! Голос мой тебе уже не нравится, Сонькин подавай, да? Ну и что, что поёт она хорошо, я тоже могу научиться, Андрюш! – снова меняется её тональность. – Возьму педагога по вокалу, по телику такое показывали, и научусь петь не хуже неё…