Надо – значит надо!

Ромов Дмитрий

Наряды, стрельбы, тренировки. Я стал здоровеньким, выносливым и вообще крутым чуваком, образцовым пограничником. Наташка приезжала, Скачков, Платоныч. Гурко звонил и Злобин, правда, как частные лица, с вызовом на переговорный пункт и эзоповым языком. У Белоконя время от времени подгорает, но он держится, не лезет.

Перед новым годом у старшины скапливается неслабый запас деликатесов. Солдат Новый год любит, значит надо его порадовать. Вечеринка будет что надо, грандиозной. Правда, безалкогольной. Я бы мог пацанов подогреть, и они неоднократно

просили, но обострять с начальником заставы не хочу. Так что обойдёмся компотом и чаем, а желающие могут разжиться насваем, коего у повара просто завались.

За день до Нового года у меня выпадает выходной, а в новогоднюю ночь дозор. Дозор будет усиленный, враги не дремлют, надеются, что мы бухать будем. Ну, в общем, такие вот дела. Я нахожусь в казарме, сижу в бытовке, украшенной бумажными снежинками и блестящими гирляндами. Даже ёлочка имеется. Заходят Белоконь с Козловским.

— Товарищ майор, разрешите в Наушки съездить, — просит старлей.

— Нет, — категорично отказывает майор. — Меня Гуревич вызывает. Там сабантуй будет для офицеров. Так что ты остаёшься за меня. Я бы не поехал, да нельзя никак, он и так на меня бочку катит. Пошли кого-нибудь. Вон, смотри, Брагин от безделья мается. Книжку читает.

— Егор, — окликает меня старлей.

— Я!

— Можешь за Славкой сгонять?

— Так точно, товарищ старший лейтенант, — отвечаю я.

— Вы когда вернётесь, товарищ майор? — спрашивает он.

— Завтра теперь уже, там же, сам понимаешь, гудёж будет основательный. Я сам за рулём поеду.

— Понятно. Ну, Егор, давай тогда, смотайся. Пойдём, я тебя провожу.

Я надеваю бушлат, шапку и иду к «буханке». Он — за мной. За Славкой смотаться я всегда пожалуйста. Сегодня уже Наташке не позвоню, конечно, почта скоро закроется, но проветрюсь немножко. С красоткой прокачусь. В общем, я получаю наставления и выезжаю.

Сегодня метёт снег, поэтому мороз отступает и настроение становится предпраздничным, хоть и без мандаринов. Пока без мандаринов. В каптёрке-то у нас припасено. От снега делается светло, хотя и непонятно, куда ехать. Лучи фар подпрыгивают, пробивая метущуюся, прыгающую и кружащую канитель крупных и частых снежинок. Я еду спокойно, не тороплюсь. У таможни сегодня корпоратив, но по словам старлея, он уже должен закончиться. В случае чего подожду с полчасика. Без бэ, как говорится.

Подъезжаю к зданию таможни. Дежурные меня знают уже и всегда пропускают. А сегодня и подавно. Новый год шагает по планете. Все добрые и бухие.

— Петрович, я пройду? — спрашиваю я.

— Давай, — машет он широким жестом.

В фойе на полу коричневая каша нанесённого и почти растаявшего снега. Дверь полностью не закрывается, поддерживая холодок, не дающий этой каше превратиться в чёрную лужу. На полу стоит пустая бутылка из-под советского шампанского, на двери переливаются косо прицепленные «дождики».

— А где? Не закончилось ещё?

— Закончилось, по кабинетам разошлись уже, — кивает дежурный, и я прохожу в дверь и поднимаюсь по

лестнице.

Музыку слышу уже тут.

Прощай, со всех вокзалов поезда уходят в дальние края…

Актуально. Вот разошлись, разгулялись ребятки. Подхожу к отделу и заглядываю внутрь. Картина, честно говоря так себе. Музыка орёт, в комнате всего четверо — Слава и трое её коллег. Двое по бокам, один перед ней. Анус, конечно. Он наступает и пытается влить ей в рот шампанское.

— Давай-давай-давай! — пьяно, азартно и громко приговаривает он. — Нельзя не уважить коллег!

— Здравствуйте, товарищи! — громко и чётко говорю я и, подойдя к магнитофону, выключаю музыку. — С Новым годом! Станислава Сергеевна, собирайтесь, нужно ехать погода портится.

— Э! — недовольно оборачивается её начальник.

Ну и рожа у него. До чего же противная.

— Включи! — присоединяется тоже неприятного вида мужик. — Чё за дела, солдатик! Тебя кто вообще пустил сюда?

— Отойдите, пожалуйста, товарищи, — командую я.

— Меня муж ждёт, — пытается вырваться Славка.

— Какой, нахер, муж? — ухмыляется её начальник. — Сегодня мы трое и есть твой муж.

Он пьяно ржёт и коллеги его поддерживают дружным смехом.

— В такую погоду мы её не отпустим, — заявляет третий кент.

— Дядя, ты дурак что ли? — говорю я. — Тебя муж её на куски порвёт.

— А ну-ка, — вдруг багровеет Анус, — пошёл на*уй щенок, а то я и тебя на шпиль насажу. Никуда она не поедет! Тебе не ясно? Её начальник не отпускает. Непогода, бл*дь! И Новый год, сука! А это значит, что мечты сбываются, на*уй! Мои, бля, мечты! Завтра приедет. Заночует в служебном помещении. Снег закончится и приедет, чё непонятно?

— Пацана нельзя отпускать, — машет головой третий чувак и второй с ним соглашается.

— Никак нельзя.

— Ну не отпускайте! — кивает Анус и кладёт жирную лапу Славке на грудь.

Она вскрикивает, дёргается, но второй, с быдлячей рожей хватает её за руку. Она снова начинает вырываться и Анус обхватывает её руками, прижимая к себе.

— Вы чё, совсем поехали, дебилы?!

Бля… гнев. Это порок, я знаю, ну а что делать в этой ситуации? Уговаривать? Типа, пожалуйста, прекратите? Или что, кричать, мол, вы не имеете права?

Третий кент, тот что, похоже, соображает лучше остальных, который сказал, что меня нельзя отпускать, хватает бутылку и бросается на меня. Серьёзные, бляха, чуваки! Идут ва-банк. Дебилы тупорылые.

Я делаю шаг навстречу и основанием ладони вбиваю нос ему в башку. Раз, и всё. Он останавливается, и громко хрюкнув, тут же валится на пол. Как мешок с картошкой. Анус с налитыми кровью глазами поворачивается ко мне и, вытянув губы трубочкой, делает шаг. Бляха, здоровый жиробас. Хряк на полтора центнера. Такой раздавит и не заметит. Он расставляет руки и кидается на меня.

Херак в кадык. Херак в нос. Херак по бубенчикам.

— Ну что, сука толстомордая, дошло до тебя? — спрашиваю я.