Надо – значит надо!

Ромов Дмитрий

Мы заходим в гостиную и садимся за стол.

— Друзья, мне прямо сейчас придётся уехать. Начальники покоя не дают.

— У солдата начальников много, — кивает Платоныч.

— Так ты не рассказал ещё ничего! — восклицает Трыня. — И уже убегаешь!

— Это точно, — усмехаюсь я. — Виктор… пойдём, я тебя провожу.

— Дай ему поесть! — восклицает Айгюль.

— Минутку, — киваю я. — Он распорядится и вернётся.

Мы выходим в прихожую.

— Слушай, скомандуй,

пожалуйста, что с этого дня мы будем контролировать все чердаки в доме.

— Так мы же и так, — отвечает он.

— Ну, не раз в час, а специальный наряд будет. И посадка-высадка будут проходить во дворе. Двор должен быть полностью взят под контроль.

— Понял, — кивает он. — Сделаем.

— И мы сейчас выезжаем. Через пять минут на двух машинах.

Виктор уходит, а я быстро, по-солдатски, закидываю в себя Наташкины фирменные голубцы. Она в это время снаряжает судки для парней. Пока будут меня ждать, перекусят. Поговорить не удаётся, но ничего не поделать. Обнимаю всех и уношусь к Ильичу.

Едем мы на двух машинах. Чуть не доезжая КПП, парни передают оружие во вторую тачку. Она остаётся снаружи, а мы въезжаем на охраняемую территорию.

— Здравствуйте, я Самсонов, — двигает мне навстречу подтянутый парень лет сорока, когда я захожу в дом.

— Здравствуйте, — киваю я. — Рад знакомству, я Брагин.

— Конечно-конечно, проходите.

Охранники внимательно за мной следят. Досмотр я уже прошёл, так что им остаётся просто наблюдать. Ну, и, конечно, наблюдают они с интересом, поскольку, хотя военные мундиры часто появляются в этом доме, форма рядового — это редкость.

Самсонов ведёт меня по коридору и останавливается у двери.

— Подождите, пожалуйста, — говорит он и заходит в кабинет.

Он тут же выходит обратно и, приглашает меня внутрь. Я переступаю через порог и оказываюсь в кабинете Брежнева. Он поднимается с кресла и держась рукой за стол, делает шаг ко мне навстречу.

— Э-э-э… кхм… иди… сюда… — скрежещет генсек, и я подхожу ближе.

Он оглядывает меня с головы до ног, словно любуется новым автомобилем или скакуном.

— Хорош! — наконец выдаёт он. — Ну… кхм… обними… дедушку…

Он крепко стискивает меня в объятиях и лобызает в сахарные уста.

— Давай кхм… садись… Игорь… скажи э-э-э… чтобы чай нам… кхм…

Ильич усаживает меня у своего стола и возвращается на хозяйское место. Кабинет не слишком большой и ничего здесь особенного нет. Массивный рабочий стол с кучей телефонов, книжные шкафы, портрет Ленина, театральные портьеры.

Он начинает расспрашивать меня о службе, о том, как живут военные на дальних рубежах, довольны ли солдаты, всё ли хорошо и нет ли серьёзных проблем. Я подробно рассказываю, как устроена жизнь на современной заставе, отвечаю на все вопросы. И пью чай с печеньем и конфетами.

— «Зубровку»…

кхм… хочешь? — спрашивает Брежнев.

— Я же не пью, Леонид Ильич, — улыбаюсь я.

— «Зубровка» для кхм… здоровья! — тоже улыбается он. — Ну, ладно э-э-э… значит… ты будущее… кхм… предсказываешь? Или кхм… узнал, что Мишу э-э-э… устранить хотят? Кто? Знаешь?

— Обладаю, Леонид Ильич, силой прозорливости, — подтверждаю я. — Вижу, глядя на некоторых деятелей, когда они отойдут, так сказать, в мир иной. Но только в относительно близкой перспективе. Причина смерти мне неизвестна. Думаю, с сердцем, наверное плохо стало или давление.

— Кхм… понятно… — хмурится он. — А когда… Андропов?

— Его горизонта не вижу. А вот Константин Устинович, например, через три года. Вернее так, я вижу несколько вариантов развития событий. Например, если бы сейчас Черненко не ушёл, а вы бы поехали в Ташкент, всё было бы очень скверно. Даже не хочу вам рассказывать.

— Хм… кхм… расскажи!

— Нет, не просите, зачем буду расстраивать, если всё уже иначе начало складываться.

— Хм… а-а-а… я?

— Вам я уже говорил, Леонид Ильич. Нужно во что бы то ни стало избежать травмы в Ташкенте. На авиазаводе.

— Кхм… подробнее…

— Не хочу пугать, но если вы всё-таки поедете в Ташкент и пойдёте на встречу с рабочими, они набьются на мостки, чтобы вас увидеть, а те не выдержат и обрушатся. И это будет очень плохо. Переломы ключицы и рёбер, боли, травмы внутренних органов. В общем от этого всего будет очень трудно оправиться, понимаете?

— А как ты это видишь? — хмурит он свои косматые брови.

— Не знаю, как объяснить… Вижу и всё. Как кино, с одной стороны, но в глубину, что ли…

В общем, дурю деду голову, как могу.

— А как кхм… для страны лучше? Такое ты видишь?

— Опять в Наушки отправите или куда подальше?

Он долго молчит, смотрит.

— Не отправлю… кхм… не бойся…

Надеюсь и к стенке меня не поставит.

— Для страны, Леонид Ильич, нужны перемены. Вы и сами знаете. Начинаем отставать. Нужны реформы. Косыгинские не дотянули, не додумали и похерили, в конечном итоге, а время идёт конкуренция не ослабевает. На этом этапе Запад вперёд вырывается. Но лет через сорок Китай рванёт. А мы?

— Кто будет кхм… генеральным… секретарём?

— Это во многом вы можете определить. На сегодняшнем этапе нужен Андропов. Но его надо окружить теми, кто поддержит, а не палки в колёса вставлять будет. Я дам несколько раскладов, ладно?

— Кхм… давай, гадалка, раскладывай… — качает он головой.

— Вариант первый, катастрофичный. Романов, Гришин, Щербицкий.

— Кхм…

— Закручивание гаек, попытки догнать Запад старыми методами, кайлом против экскаватора. Отставание, обнищание, социальный взрыв, распад Союза.