Надувной доброволец
Шрифт:
— Так не может вечно продолжаться, — сказал я Мэру, прихлёбывая бренди и пересчитывая пачки бабла, толстые, как ухо пса.
— Нет, при твоём участии — не может, — ответил он, затягиваясь сигарой, и, лениво потянувшись к верёвке колокольчика, призвал бригаду, быкошеих ублюдков, чтобы выкинуть меня на улицу.
— Не о чем переживать, брат, — утверждал позже Эдди в баре. — Это всё любители-ласкатели коров. Масонские ублюдки по колени в крови при вспышках заката. Лучше не
— Думаю, на этот раз, ты прав в каждой детали, Эдди, — вздохнул я. — Всё-таки мне неплохо бы поберечь свою репутацию.
— Ты про репутацию раболепного соучастника?
И я выбросил руку вперёд так быстро, что он не успел опустить стакан. Шрапнель во все стороны. Обычная, вялая и бесцельная потасовка с человеком, чья злость уже потрачена, и толпа вокруг жертвы, которая уже жертва. Но возникла проблема, когда Эдди начал порождать нечто с хвостом и явственно нечеловеческое.
Наш страх был первосортным, и мы согнулись от хохота.
Навещал Эдди в больнице.
— К чему сидеть в сумеречном мутном помещении, брат? Там, снаружи — целый мир, и твоё имя на нём.
— К чему? — спросил он. — Когда знаешь, что нечто в сей колыбели даже сейчас учится крушить и обвинять.
— Неудачная модель поведения, — фыркнул я. Потом посмотрел на дитя, его желобчатое рыло и медные трубы на поверхности. — Эдди, это не ребёнок ~ не в том смысле, как тебе кажется. Это дитя корпоративное, киборг в синем ошейнике, ядерная тварь.
— Смотри, этим утром у меня никудышная рука — правда?
— Я сказал тебе правду, Эдди — посмотри. — И я наклонил колыбель к нему. — Видишь клапаны насоса и брызжущий пар? Пойми же ты, вздымающиеся затворы управляют телом. У меня сразу возникли подозрения, ведь ты рожал, не будучи женщиной. И на нём парик. — Я стащил с него блондинистый парик и швырнул его в Эдди. — Сколько ты уже тут прохлаждаешься?
— Три дня.
— Ты никогда не платишь.
Молчание Эдди сказало мне, что он заплатил.
— Ну, тогда всё ясно — одевайся, брат, в свои шмотки, в которых был, ты отсюда уходишь. — Невероятно.
Дома разобрал тварь — гидравлика, и иглы зубов в субэтерической плоти, панцирная оболочка, как у краба, механизмы. И у этой штуки и впрямь было телескопическое зрение.
Тем временем, ослеплённый девятнадцатью убийствами, Мэр проскользнул в переулок и скрутил свои руки, увидев красное.
— Я необычен, — убивался он, — но не уникален. — Он стоял под лампой, слишком современной, чтобы давать романтические тени. — Что же я, в конце концов, должен делать? — его руки превратились в молоты.
Проблемы с прессой
— Есть вопросы?
— Какого
— У него нет волос — если вспомните, я объявлял, что он подобен рыбе, точнее, её хвосту.
— Будет ли Эдди пытаться вновь завести ребёнка?
— Не знаю.
— Есть ли рога у Минотавра?
— Да, два — один на носу, и один в центре лба. Он большой и в тяжёлой броне.
— Кто-нибудь когда-нибудь превосходил вашу подружку Руби в чистой сырой энергии?
— И рядом не было.
— Должны ли мы понять, что Мэр — монстр, переполненный злом?
— Да, конечно. Он у нас достойный вызов перекрестью прицела.
— Считаете ли вы кампанию успешной?
— Она закончилась речевым побоищем. Но, с другой стороны, вот мы сидим здесь и рассуждаем о ней. Надо отметить, что Мэр вернул меда в штат на время сегодняшней конференции, потому что сам он поражён расстройством плоти — результат длительного воздействия на ребёнка ядерных созданий.
— Создал ли Мэр имплант, выросший в Эдди?
— Тут неясно, предпосылка его исследования. Ту совки стандартизации и трансформации среднего мозга были в моде. Знаете приглашают недогадливую жертву, ядерные твари врываются в его голову, раскалывают голубые глаза, джентльмены наблюдают, и всё заслоняет зонтик. Мэр обдумывал это развлечение. Но молекулярно он начал выращивать связи металл-металл и производить полиметаллическое покрытие с родием, индицированным на карбон.
— Вы утверждаете, что одноатомные элементы Мэра орбитально перегруппированы?
— Утверждаю.
— Имеются ли подтверждения термогравиметрического анализа?
— Имеются, и результат всегда неизменен.
— Есть ли свидетельства здравомыслящих очевидцев?
— К сожалению, нет.
Беспокойство в толпе.
— Вдобавок была пятидесятипроцентная база весов на кварцевой тестовой посуде.
— Вы утверждаете, что Гудзон меняется на пятьдесят шесть процентов?
— Да.
Тут писаки начали оскорблённо вскакивать, выкрикивать ругательства, кидаться мусором.
— Обман! — упрёк, ранивший всего больнее, брат.
И я смылся оттуда.
Безопаснее всего было спрятаться в пекарне — тесто меняет форму, подстраиваясь под форму моего тела, если застать его в ранней стадии.
— Как дела? — пробурчал пекарь, вытаскивая меня из печи, хотя ему было не слишком интересно.
— Терпимо обожжённый.
— Когда ты лез в печь, ты так не умничал, — подколол он меня.
На следующий день историю подали под заголовком “РАЗОБЛАЧЁН — ПОСТНОЕ КУРИНОЕ МЯСО ВНУТРИ СВЕЖЕРАСПИЛЕННОГО ВЯЗА”.