Надвигается беда. Механизмы радости
Шрифт:
— Вот дает! — задумчиво сказал Роберт. — Не хотел бы я услышать такие слова. Пошли, Уилли!
Не дожидаясь, когда Уильям Бентлин и Роберт Гринхилл спустятся на своей машине к повороту на Загадочный Город, разъяренный Нед Хоппер пулей вылетел с выступа. Злобные крики, рев мотоцикла, раскрашенный картон бумерангом взлетел вверх и, со свистом рассекая воздух, чуть не поразил Боба. Нед уже скрылся на своем грохочущем чудище, когда плакат вильнул вниз и лег на землю; Уильям поднял его и обтер.
Сумерки сгустились, солнце прощалось с
— Нет, нет! — произнес Уильям.
— Боюсь, что да, — отозвался Роберт.
Чуть тронутая розовым золотом заходящего солнца даль была пуста. Мираж пропал. Два-три пыльных вихря прошли вдоль горизонта и рассыпались, и только.
Уильям вздохнул горько-горько.
— Это все он! Нед! Нед Хоппер, вернись, ты!.. Все испортил, окаянный! Чтоб тебе света не видать! — Он осекся. — Боб, как ты можешь — стоит, хоть бы что ему!
Роберт грустно улыбнулся:
— А мне его жалко.
— Жалко?!
— Он не видел того, что видели мы. Все видели, а он не видел. Даже на миг не поверил. А ведь неверие заразительно. Оно и к другим пристает.
Уильям внимательно оглядел безлюдный край.
— По-твоему, в этом все дело?
— Кто его знает… — Роберт покачал головой. — Одно можно точно сказать: когда люди сворачивали сюда, они видели город, города, мираж, назови, как хочешь. Но поди разгляди что-то, когда тебе все заслоняют. Нед Хоппер даже руки не поднял, а все солнце закрыл своей загребущей лапищей. И сразу театр — двери на замок.
— А мы… — Уильям помялся. — Мы не можем снова открыть его?
— Как? Что надо сделать, как вернуть такое чудо? Они медленно обвели взглядом пески, горы, редкие одинокие облачка, притихшее, бездыханное небо.
— Может, если глядеть уголком глаза, не прямо, а как бы невзначай, ненароком…
И они стали смотреть на башмаки, на руки, на камни в пыли у своих ног. Наконец Уильям буркнул:
— А точно ли это? Что мы такие чистосердечные? Роберт усмехнулся:
— Конечно, детишки тут сегодня побывали, так те куда почище нас, недаром видели все, что хотели, и взрослые — простые души, что выросли среди полей и милостью Божьей странствуют по свету, а сами детьми остались. Нет, Уилли, мы с тобой не дети — ни малые, ни взрослые, а есть у нас одно: умеем радоваться жизни. Знаем, что такое прозрачное утро на пустынной дороге, как звезда рождаются и гаснут в небесах. А этот злодей, он давным-давно разучился радоваться. Как его не пожалеть, вот мчится сейчас на своем мотоцикле, и всю ночь так, и весь год…
Он не успел договорить, когда заметил, что Уильям исподволь косит глазом в сторону пустыни. И он тихонько прошептал:
— Видишь что-нибудь?.. Уильям вздохнул:
— Нет. Может быть… завтра…
На шоссе показалась одинокая машина.
Они переглянулись. Глаза их вспыхнули исступленной надеждой.
Машина пронеслась мимо.
Они проводили ее молящими взглядами.
Машина затормозила. Дала задний ход. В ней сидели мужчина, женщина, мальчик, девочка. Мужчина крикнул:
— Уже закрыли на ночь?!
— Ни к чему… — заговорил Уильям.
— Он хочет сказать: деньги нам ни к чему! — перебил его Роберт. — Последние клиенты сегодня, к тому же целая семья. Бесплатно! За счет фирмы!
— Спасибо, приятель, спасибо!
Машина, рявкнув, въехала на площадку кругозора. Уильям стиснул локоть Роберта.
— Боб, какая муха тебя укусила? Огорчить детишек, такую славную семью!
— Помалкивай, — тихо сказал Роберт. — Пошли. Дети выскочили из машины. Мужчина и его жена выбрались на волю и остановились, освещенные вечерней зарей. Небо было золотое, с голубым отливом, где-то в песчаной дали пела птица.
— Смотри, — сказал Роберт.
Приезжие стояли в ряд, глядя на пустыню, и старики подошли к ним сзади. Уильям затаил дыхание.
Отец и мать, неловко щурясь, всматривались в сумрак. Дети ничего не говорили. Распахнутые глаза их впитали в себя чистый отсвет заката. Уильям прокашлялся.
— Уже поздно. Кхм… Плохо видно…
Мужчина хотел ответить, но его опередил мальчик:
— А мы видим… здорово!
— Да-да! — подхватила девочка, показывая. — Вон там! Мать и отец проследили взглядом за ее рукой, точно это могло помочь. И помогло!
— Боже, — воскликнула женщина, — кажется, там… нет… ну да, вот оно!
Мужчина впился глазами в лицо женщины, что-то прочел на нем, сделал мысленный оттиск и наложил его на пустыню и воздух над пустыней.
— Да, — молвил он наконец, — да, конечно. Уильям посмотрел на них, на пустыню, потом на Роберта: тот улыбнулся и кивнул.
Четыре лица, обращенные к пустыне, так и сияли.
— О, — прошептала девочка, — неужели это правда? Отец кивнул, осененный видением, которое было на грани зримого и за гранью постижимого. И сказал так, словно стоял один в огромном заповедном храме:
— Да. И, клянусь… это прекрасно.
Уильям уже начал поднимать голову, но Роберт шепнул:
— Не спеши. Сейчас. Потерпи немного, не спеши, Уилл. И тут Уильям понял, что надо делать.
— Я… я стану с детьми, — сказал он.
И он медленно прошел вперед и остановился за спиной мальчика и девочки. Так он долго стоял, точно между двумя жаркими кострами в холодный вечер, и они согрели его, и он, не дыша, исподволь поднял глаза и через вечернюю пустыню осторожно стал всматриваться в сумрак — неужели не покажется?
И там из легкого облака пыли высоко над землей ветер снова вылепил смутные башни, шпили, минареты — возник мираж.
Уильям ощутил на шее, совсем близко, дыхание Роберта — тот негромко шептал про себя: