Надвигается шторм

Грэм Анна

— Потому что у тебя есть мозги. Здесь это, знаешь ли, редкость. А мозги это сексуально, — он выбирается из-за стойки. Эта плотоядная улыбка пробирает до костей, стальной, хитрый прищур снова раздевает меня, лезёт под кожу, перекрывает кислород. Могу рассмотреть его лицо при дневном свете — глаза у него светло-серые, почти как у меня.

— Поэтому ты перешел? Чтобы умничать в своё удовольствие? — не сдаюсь из последних сил, задираю подбородок выше, стараюсь смотреть

ему в лицо. Я сыта по горло, но один взгляд на его член даже в состоянии покоя, вызывает у меня нетерпеливый зуд чуть ниже живота.

— Поговори мне тут, — Эрик подходит вплотную, мне становится нестерпимо жарко, и тело как по команде начинает реагировать на его близость — меж бедер становится влажно, пульс, спотыкаясь, болезненно стучит в висках. Нужен спазмолитик, на борьбу с похмельем организм тратит драгоценные остатки сил. — Да нет, никакая ты не мелкая. Выросла в нужных местах.

Закатываю глаза — вот же свинья, и мгновенно вздрагиваю от неожиданности — звонкий шлепок по заднице весьма бодрит.

— Мы не знаем, какие у них ресурсы. Откуда у них сыворотка правды? — я не унимаюсь, пытаюсь вернуть мозги в нужное русло. Безрезультатно.

— Разберёмся с этим, — Лидер не отнимает рук от моих ягодиц, сжимает их в обеих ладонях, до боли впиваясь пальцами в мягкую, податливую кожу под футболкой, тянет к себе ближе. Чувствую, как позвоночник упирается в острый край столешницы, чувствую его влажные поцелуи на шее — в реальность возвращаться не хочется. Хочется покоя, хочется прекратить неравную борьбу со смертью за каждого бойца, хотя бы немного пожить, не разрываясь пополам между долгом и своими желаниями. Проклятое время, в которое мне довелось жить.

— Я так устала от всего, — как сопливый щенок, тычусь лбом, мокрыми губами ему в грудь.

— У них нет шансов. Скоро всё закончится, — Эрик целует меня в макушку, плотнее закутывает в объятия.

С ним не страшно быть слабой. Что-то в нём есть. И пока я не нашла больше, хочу поскорее убраться.

— Мне идти надо, — выставляю вперёд руки, силюсь высвободиться.

— Десять минут. И я тебя отпущу.

Всё равно, что пытаться сдвинуть гору. Мне больше ничего не остаётся, как подчиниться.

6. Поверженная

В который раз убеждаюсь, что мозг у Бесстрашных, как у динозавров, создан лишь для двигательной активности. Нарушение техники безопасности, неявка на осмотры и вакцинацию, пьянство и галдеж в лазарете. Я зла, как чёрт.

Сторм не сменил фильтры респиратора и хватил дозу облучения, теперь лежит на койке бледный, с синюшными кругами под глазами, ждёт, когда последние

разработки нашей лаборатории почистят его организм от этой дряни. С учётом времени восстановления Объединённые фракции потеряли бойца на шесть дней. И где их хвалёная дисциплина, чтоб её? Надо задать вопрос Лидерам. Моя задача — поддерживать боеспособность солдат, и я не могу выполнять её качественно, когда бойцы расползаются по громадной территории в порядке хаоса, как жуки, случайно выпущенные из банки.

Фамилия Колтер слишком часто мозолит мне глаза в списках выходящих в зону потенциальной опасности — напротив неё белеет пустой квадрат. Он не явился в медчасть ни разу за прошедшую после бури неделю, будто сознательно избегает меня. Это лишь подстёгивает моё раздражение — вешаться ему на шею и намекать на какое бы то ни было продолжение я не собиралась. У меня слишком много работы, чтобы забивать голову подобными вещами. Пусть девчонки из Дружелюбия маются романтическим бредом, им это свойственно, не мне. Не в это время, не при таких обстоятельствах.

— Док, не гони на меня, а? Может выпьем? — «Уже выпила недавно» — чуть не вываливаю я, но вовремя прикусываю язык. Сторм хороший боец, но липкий мужик. Сгорбившись над планшетом с отчетностью, смотрю исподлобья так, что у него пропадает желание продолжать этот бессмысленный диалог.

Пишу докладную записку на имя самого Макса с требованием немедленно направить своего первого зама в лазарет — как ещё повлиять на Эрика я не знаю. Ремарка «безотлагательно» заставляет высшее руководство лихачей явиться через полчаса на пороге процедурной с донельзя недовольным лицом.

Моё бешенство перекрывает все другие чувства — страх, неловкость, смущение — которые я могла бы чувствовать наедине с ним в эту самую секунду. Свинцовая радужка потемнела, его тяжелый взгляд прожигает дыру мне ровно по центру грудины; Эрик принёс с собой плотный отрицательный заряд, статическое напряжение — мои натянутые нервы звенят, а усталость трудного дня течёт по жилам едким, расплавленным свинцом. В его присутствии становится только хуже.

— Почему не пришёл? — не скрываю раздражения.

— Мне отчитаться? — пробитая бровь ползёт наверх; тихое, вкрадчивое презрение в голосе заставляет нервно передёргивать плечами.

— Решил двинуть кони? Только не в мою смену. Садись, — прерываю бестолковую перепалку, киваю на пустую кушетку, заправляю ампулу в пистолет для инъекций.

Эрик нехотя проходит внутрь, запирает дверь за собой, садиться, с хрустом разминая шею. Подхожу ближе. Нездоровый цвет лица, лопнувшие сосуды в глазах — очевидны переутомление и недосып. Совершенно невыносимый — кажется, даже умирать он будет с гордо задранным подбородком.

— Беспокоишься? — усмехается он в вырез моего халата, пока я примериваюсь, как бы побольнее сделать укол.

— Да, я беспокоюсь, — смотрю ему в глаза, ровно на секунду ощущаю потерю самоконтроля — я помню, как они пьяно мутнели, глядя на меня. С хрустом ввожу иглу в участок шеи, свободный от чернил лидерской метки; Эрик болезненно хмурится. — Беспокоюсь, что сделает со мной Джанин, если Лидер Бесстрашных вдруг загнётся от лучевой болезни.

Прицельно бросаю пустую ампулу в контейнер с отходами, отрезаю медицинский скотч, чтобы закрыть кровоточащий прокол.