Надвигается шторм
Шрифт:
— Души неофитов, которых я сбросил в пропасть? — Эрик кивает вниз, смеётся, замечая всё гамму ужаса, которая наверняка расцвела на моём лице. — <i>Так</i> про меня говорят?
— Разное говорят. Я не прислушиваюсь, — голос сел, я кашляю, прочищаю горло, скованное липкими щупальцами страха. Про души убиенных неофитов я слышала, слышала восторженное щебетание молодых лихачек на плановых осмотрах. Темы обсуждения — сам Эрик, его внеземное обаяние, физические возможности и умения, далёкие от профессиональных. На время их предельно откровенных душевных излияний я стараюсь отключать мозги. Меня это не касается.
—
Едва заметная ниша в стене оказывается полузаваленным проходом, Эрик подаёт мне руку, чтобы я не упала в темноте на камни. Иду, как в тумане, даже не думая противоречить — как-то слишком легко ему удалось разрушить мои планы на спокойный отдых в своей командировочной квартире, закрывшись от мимопроходящей пьяни на семь замков. Досадно сознавать, что самый молодой Лидер Бесстрашия действует на меня почти так же, как и на остальных; хорошо, что способность к анализу происходящего ещё не покинула меня.
Ступени крутой лестницы, ведущей строго вниз, больше напоминают сколотые наспех выступы в породе — никто не позаботился об удобстве и безопасности тех, кто будет пользоваться ей. Лестница узкая; справа — скользкие скалистые стены, покрытые моросью, слева — ничего, пропасть с мерной капелью горной реки, разбивающей густую, вязкую тишину между нами. Лидер идёт на ступень впереди, изредка оглядывается через плечо, проверяет, не затерялась ли я по дороге. За очередным поворотом меня накрывает шум — вода льёт сплошным потоком, а свет едва пробивается откуда-то сверху, рисуя радугу в мутной россыпи брызг. Пройти сухой через этот перевал почти невозможно.
— Осторожно, скользко, — Эрик предупреждает меня в ту же секунду, как я делаю очередной шаг и теряю равновесие. Моя реакция спасает меня от падения спиной на острые сколы камней — я хватаюсь за его плечо, как за спасательный круг.
— Скользко, говорю, — повторяет он, как неразумному дитя.
— Очень вовремя, — я лишь закатываю глаза, но продолжаю держаться. За каким чёртом я сюда полезла? Ноги себе переломать?
— Строго за мной иди. — У кромки водопада он снимает с плеча мою ладонь и крепко сжимает в своей; мои тонкие пальцы в ней почти тонут. Гром бурлящего потока такой оглушительный, что Эрик повышает голос до крика. — Чуток намокнуть придётся!
Ещё раз проклинаю своё смиренное согласие потащиться за ним в неизвестность. Хотя был ли у меня выбор? Каждая фраза, брошенная им невзначай, воспринимается приказом.
Следую за ним шаг в шаг, прижимаюсь лопатками к сырому камню, чтобы бурный поток не смыл меня вниз. Влажность сто процентов, дышать тяжело, кажется, что уши забиты ватой, а удары плотных водяных струй отдаются у меня в грудине. Чувствую прикосновения ледяной воды к выставленной вперёд свободной руке, к саднящим после боя в Дружелюбии коленям, мокрая майка облепляет вздыбившиеся от холода соски, а волосы теперь беспорядочно вьются от влажности. Обратно самой мне точно не выбраться.
Перевал заканчивается ровной площадкой, заваленной плоскими камнями в порядке хаоса. Мы на дне пропасти. Тёмная река ползёт ленивой живой лентой в глубокую расселину в скале — бурлящие, шумные потоки остались позади. Здесь холодно и темно, я вижу ржавую кишку моста далеко над своей головой; снующие по нему лихачи кажутся
— Ветер меняется. Надвигается шторм, — он тычет пальцем наверх, указывая на узкие трещины в скале. — Скорость ветра сейчас достаточно высока, давление воздуха на препятствия возрастает, потоки ветра рассекаются об них, создаются вихри, ну и соответственно, звуковые волны.
— Спасибо за урок физики для младшей школы, — я начинаю злиться; Эрик не спеша проходит к центру площадки, вальяжно разваливается на одном из камней и откупоривает бутылку. Тусклый луч заходящего солнца подсвечивает тёплой рыжиной его внушительную фигуру, словно гранитный мемориал Отцам-основателям на главной площади у Искренности.
Буря движется с севера, ветер с заражённых земель приносит с собой частички радиоактивного мусора, и изгои на прикорме у фракций несколько дней подряд отмывают город от этой дряни. Такое происходит не чаще, чем раз в пять лет.
— Должна сама знать, — Лидер с большим удовольствием строит из себя эрудита; я знаю, но мои взвинченные полевой работой нервы иногда не оставляют мне шанса. — Лекарство от твоего ПТСР*. Давай, — он тянет мне бутылку.
— Оно даёт временный эффект, — не отказываюсь. Пересекаю площадку, становлюсь в кружок света, будто от него мне станет теплее. Замечаю, что его ладони опутаны сетью коротких, белых шрамов и вен, чётко выступающих под ровной, чуть шершавой кожей. Пальцы длинные, завершённые светлыми пластинами крупных ногтей, а чёткие, острые выступы фаланг придают им необъяснимой мужественной красоты; едва касаюсь их своими, принимая бутыль.
Принюхиваюсь к содержимому. Крепость напитка может свалить меня за два глотка, но выпить мне хочется с самого своего переезда сюда. Пробую. Кажется, сожгла себе нёбо, хочется запить эту горечь водой прямо из реки, сколько бы рентген в ней не было.
— К психологу ходила?
— Нет. Я медик, я прекрасно знаю, что со мной происходит. Не люблю, когда мне без толку ездят по ушам.
Сажусь рядом, бутылку из рук не выпускаю, чувствую, как жидкое тепло течёт по пищеводу и как тепло человеческого тела греет мне обнажённое, покрытое гусиной кожей предплечье. Ещё глоток, и в голове становится мутно; Эрик вжикает молнией форменного жилета и набрасывает его мне на спину. Я могу завернуться в него дважды.
— Что показал твой тест? — он первым нарушает тишину, забирает у меня виски.
— Отречение, — не вижу смысла лгать, результаты тестов всех неофитов хранятся на серверах в Эрудиции, и пусть сейчас считаться Отреченным равно, что изгоем — смотрят косо, будто все члены фракции тайно или явно относят себя к повстанцам.
Мне нечего скрывать. Я знала, что получив в родной фракции высшее медицинское, смогу гораздо эффективнее помогать людям, нежели если буду лазить, как мышь, по трущобам и разливать афракционерам похлёбку. До Восстания Отречение было правящей фракцией, и никто не сомневался в правильности этого выбора, пока его Лидеры не скомпрометировали себя сами. Чего только стоил тот скандал с Маркусом Итоном, его сыном и его сбежавшей от рукоприкладства женой.