Наемник. Дилогия
Шрифт:
— Покупают? — вновь озадачил меня Переф. Пока я пытался закрыть открывшийся от удивления рот, сообразив, что и о деньгах здесь, похоже, неизвестно, Переф вдруг продолжил. — А! Ты имеешь в виду обмен на деньги? Я слышал, что раньше, еще до Катастрофы, у нас что-то такое было… Нет, — он покачал головой, — у нас нет денег. И никто ничего не покупает. Мы все трудимся для общего блага и плоды этого труда распределяются по потребностям каждого.
Седой недовольно дернул меня за рукав. Только тут я сообразил, что он ведь не понимает ни слова! Пришлось быстро перевести капитану сказанное.
—
— Мы следим за тем, чтобы никто не брал лишнего. — ответил Переф. — А работают у нас все. Кто не работает, тот не получает вообще ничего. Так нас учат с самого детства.
— Все-таки, с деньгами как-то привычнее. — не согласился Седой. — Заработал денег столько, сколько трудился, и купил на них то, что хочешь. — усмехнувшись, он добавил, — И столько, на сколько этих денег хватит.
— После Катастрофы, — Переф замедлил шаг, давая капитану — и мне, конечно, — догнать себя, — в королевстве царил голод. Деньги… Ими ведь не наешься! Чего стоят деньги, когда никто ни за что не продаст и меры зерна? Многие умерли от голода, несмотря на былое богатство. Многие выжили, имея лишь столько, чтобы не помереть с голоду. Тогда Верховный жрец и решил — нет никакого проку в деньгах. И Совет жрецов поддержал его. Тогда на землях Храма и появился закон — трудиться на благо Храма должен каждый, а Храм, взамен, будет обеспечивать людей всем необходимым.
— А почему люди не могут обеспечить сами себя? — спросил Седой. — Я понимаю жесткие меры, когда царит голод. — капитан поморщился, словно припоминая что-то, не очень приятное. — Как в осажденном городе. Там тоже никто не продаст и старых кожаных сапог, если может сам бросить эти сапоги в котел. Но, когда голод закончился?
— Если человек не делает ничего для блага Храма, — усмехнулся Переф, — то зачем этот человек Храму? Ведь именно мы сдерживаем ту напасть, которая окружает нас со времен Кары. Мы защищаем этих людей. Мы следим, чтобы всем доставало всего…
— А у людей просто нет выбора. — капитан покачал головой. — Или поступай так, как тебе говорят, или ступай к тем ходячим мертвякам, что мы видели в лесу. Так?
— А вы в своем отряде продаете воинам еду за деньги? — Переф вдруг поменял тему. По крайней мере, никто не ожидал такого вопроса.
— Нет, конечно. В моей роте выдают людям провизию без всякой платы. Но деньги, уплаченные за эту провизию, тратятся из того, что рота, а значит — каждый из моих людей, заработал. Получается, мы как бы вскладчину покупаем все. И, конечно, вдобавок я плачу жалование монетой. Каждый, кому не достает лагерной кормежки или кто хочет чего-то другого, волен купить на свое жалование, что ему захочется. И есть еще трофеи…
— А у нас просто негде и нечего покупать. Считайте, что все мы находимся на военном положении. В осажденном городе. И эта осада длится с самой Катастрофы.
Нарив не проронила ни слова. Я видел, что она внимательно слушает наш разговор, но молчит. Судя по всему, произошедшие перемены не пришлись ей по нраву. А мне бы пришлись? Я представил, что, как она, выпал из жизни на несколько столетий. Как бы мне понравилось, если бы, вернувшись
Мы идем по узким улочкам. Действительно узким — две повозки здесь разминутся, но с трудом. Каждая улица тянется не далее, чем на двадцать шагов и упирается в новый дом, такой же, как и все остальные. Выходит, нам приходится петлять здесь, как в лабиринте, обходя каждый дом. Сапоги стучат по брусчатке мостовой, а по обеим сторонам уходят на два-три этажа вверх одинаковые серые стены. Кроме уличных фонарей, не заметно, чтобы хоть в одном окне горел свет. Да и сами окна… Узкие, похожие на бойницы. А, кроме того, я заметил, что стены домов, обращенные к центру города, абсолютно гладкие — без единого проема или окна. Это тоже сделали для улучшения обороны?
— Может, это для того, чтобы враг, если захватит часть города, не смог обстреливать защитников из окон? — пожал плечами Седой в ответ на мой вопрос. Мне почему-то не хотелось уточнять это у Перефа. И так задаем кучу вопросов, да вертим головами по сторонам, как деревенские ротозеи, впервые увидевшие город.
— Здесь вы переночуете. — Переф остановился у дома, ничем не отличавшегося от остальных.
Жрец просто толкнул дверь — никаких замков либо других запоров! Мы оказались в длинном коридоре, по обеим сторонам которого темнели дверные проемы, ведущие в комнаты. В дальнем конце коридора виднелась лестница.
— Чем могу быть полезен? — сидящий на табурете в углу у двери полный человечек, одетый в балахон из серого сукна, внимательно смотрит на нас. Я даже не заметил его, пока тот не подал голос!
— Эти люди переночуют здесь до утра. — ответил Переф. Повернувшись к нам, он пояснил. — Это гостиница для тех, кто приезжает из других городов. Сестра Нарив, вы можете, если захотите, отправиться со мной в Храм Копья.
Чуть поколебавшись, Нарив покачала головой.
— Я останусь здесь, брат Переф.
Кивнув, жрец вновь обратился к человечку у двери.
— Выделите гостям комнаты и накормите их.
— Можете звать меня Алорт. Прошу за мной. — человечек покинул свой табурет и, не глядя следуем мы за ним или нет, направился прочь по коридору. Он остановился уже у второй двери. — Думаю, здесь вам будет удобно.
Войдя в комнату, я сразу же осмотрел наше пристанище на ночь. Комната, не то чтобы маленькая, но не такая уж и большая. Места здесь хватало как раз, чтобы трое могли разместиться, не мешая друг другу. Хотя, судя по трем двухъярусным кроватям — таким же, как в домиках в тех деревушках, где мы останавливались по пути сюда, здесь явно предполагалось поселить шестерых. Кроме кроватей, обстановку составляли три табурета и большой деревянный сундук, который, похоже, предполагалось использовать и как стол.