Наемник. Пламя надежды
Шрифт:
Ближе к кормовой части выделялись иные детали конструкции: там крепились сборки цилиндрических емкостей, предназначенных для хранения биологических компонентов, далее располагалось еще одно утолщение брони, защищающее силовую установку «Эдема», непосредственно в корме находились секции гиперсферного привода и стыковочные модули, с одним из которых в данных момент был жестко соединен войсковой транспорт класса «Элизабет-Альфа».
Противоположную, «носовую» часть конструкции венчала сфера, внутри которой размещались отсеки экипажа и ядро кибернетической системы управления.
«Эдем» много
Айла вошла в главный отсек управления.
Здесь благодаря произведенному месяц назад ремонту поддерживалась пригодная для дыхания атмосфера, многочисленные терминалы кибернетических систем искрились сотнями индикационных огней.
Зал имел форму полусферы, его стены и свод напоминали купол планетария, но технологии двадцать седьмого века значительно расширяли возможности визуального восприятия – расположенный в центре огромного помещения комплекс стек-голографов создавал полную иллюзию открытого космоса. Каждый раз, входя в помещение главного поста, Айла испытывала непередаваемые ощущения: сердце замирало, казалось, что, переступая порог, делаешь шаг в Бездну. Стены, пол, потолок как будто «растворялись», холодные немигающие россыпи звезд окружали со всех сторон, и, чтобы подавить внезапный приступ агорафобии, приходилось смотреть вперед и вниз, где медленно проплывал дымчато-серый, укутанный клубящейся облачностью шар планеты. Иногда в разрывах облаков ей удавалось заметить серо-коричневатые, лишенные растительности ландшафты материков или сталистый отсвет небольших водных пространств.
Мир, уничтоженный войной.
Айла всей душой стремилась возродить его, но попытки сделать хотя бы малость разбивались о стену неодолимых обстоятельств. «Эдем» слишком сильно пострадал, девяносто процентов подсистем станции не работало, большинство отсеков разгерметизировано, в лабораториях царит вакуум, оранжереи, предназначенные для моделирования экосистем, разрушены.
Она три месяца провела на борту полуразрушенной станции, почти потеряв надежду, что сумеет разобраться в управлении, восстановить хотя бы минимум подсистем.
Боевая станция не желала подчиняться ее приказам, и мечта постепенно тускнела, обернувшись одиночеством, борьбой за выживание, маленькими победами и масштабными разочарованиями, пока внезапно, без предупреждения, на «Эдем» не вернулся человек, на чью помощь Айла даже и не надеялась.
Глеб сидел в управляющем кресле главного поста.
От основания вращающегося ложемента к его височному импланту тянулся глянцевитый кабель прямого нейросенсорного соединения.
Огни на расположенном поблизости терминале постоянно меняли сложные узоры индикации, голографические изображения различных узлов станции возникали и исчезали с немыслимой для обычного восприятия скоростью, на части информационных экранов нескончаемым потоком бежали строки машинных кодов, в воздухе перед креслом то и дело появлялись дополнительные оперативные окна системы, с которой
Айла, затаив дыхание, наблюдала за результатами его действий.
По ее мнению, Глеб творил настоящие чудеса. Неожиданно вернувшись на станцию, он за пару дней сделал во сто крат больше, чем целая бригада технических специалистов, присланных ее отцом – Генрихом Вайбером. Техники с Эрлизы работали тут целый месяц, но добились немного: восстановили энергоснабжение некоторых отсеков, наладили жизнеобеспечение одного лабораторного модуля и покинули станцию, категорично заявив, что восстановить «Эдем» невозможно.
Глеб наглядно доказал, что это не так, но его способность общаться с машинами, входя в прямое соединение с ядром кибернетической системы, одновременно манипулируя тысячами программных модулей на уровне мысленной связи, пугала ее.
Дымов оставался таким же сумрачным, загадочным, немногословным, как и на Роуге. Иногда Айле казалось, что он смотрит сквозь нее, не замечая, думая о чем-то своем, мысленно пребывая в ином мире, недоступном для понимания девушки, она понятия не имела, как ему удалось оживить подсистемы станции, откуда взялись десятки сервомеханизмов, безропотно приступивших к восстановительным работам?
Вот и сейчас, взглянув на обособленную секцию экранов, где отображалась структура «Эдема», Айла невольно вздрогнула: один из «лепестков» первого яруса оранжерей внезапно подсветился пронзительным ультрафиолетом, внутри загерметизированного сервами модуля из-под тонкого почвенного слоя ударили мутные гейзеры, миндалевидный сегмент наполнился атмосферой, через минуту воздух стал прозрачным, а от поверхности промерзшей почвы вдруг начал подниматься пар…
На этом процесс не завершился. По поверхности сегмента шустро перемещались неутомимые технические сервомеханизмы, продолжая восстановительные работы. Прямо на глазах Айлы пришли в движение светофильтры, и пронзительное сияние сменило оттенок, став изумрудно-зеленым, затем желтоватым, а еще через минуту – багряным.
Из общего тона контрольных сигналов внезапно выделилась длинная предупреждающая трель.
Она машинально перевела взгляд на экраны внешнего обзора.
В верхних слоях атмосферы Дарвина неожиданно появились два десятка грузовых аэрокосмических модулей. Они вынырнули из-под клубящегося покрывала облачности и начали сближаться со станцией, вытянувшись в длинную цепочку.
Глеб открыл глаза.
Не замечая присутствия Айлы, он усталым движением отсоединил шунт прямого нейросенсорного контакта, вынув его наконечник из гнезда импланта. Некоторое время Дымов продолжал сидеть не шевелясь, глядя в одну точку, затем тряхнул головой, встал с кресла и только теперь заметил девушку.
– Давно наблюдаешь?
– Извини. Я не хотела мешать. – Айла подошла к нему, остановилась рядом, ей вдруг захотелось прикоснуться ладонью к щеке Глеба, смахнуть выражение землисто-серой, усталой сосредоточенности с его лица, но, смутившись, она не решилась.
– Это похоже на чудо, – тихо произнесла она. – Ты устал, я вижу. Пойдем, я приготовлю поесть, тебе ведь нужно когда-то отдыхать, верно?
Глеб ничего не ответил.
Айла была бы удивлена, сумей она сейчас прочесть мысли Дымова.