Наёмники Гора
Шрифт:
— Понятно, — кивнул я, продолжая двигаться вдоль рядов этих страшных маятников. — К настоящему времени, учитывая прошлые недели, в Торкадино должны были уже доставить огромное количество продовольствия, — заметил я.
— Это точно, — согласился Минкон.
— Интересно, что Ар до сих пор не нанёс удар, — сказал я.
— Возможно, — осторожно сказал он.
— Ару всего-то нужно атаковать Торкадино и сжечь склады снабжения. В этом случае продвижение Косианских войск, замедлится, если совсем не застопорится. Такая операция сорвала бы и остановила вторжение, таким образом, давая Ару необходимое время на развёртывание
— Только вот армии Коса находятся поблизости, — осадил Минкон. — Прежде чем напасть на город, потребовалось бы, прорубиться сквозь них.
— Возможно, но есть и другие пути, — заметил я.
— Только не тарнсмэны, — усмехнулся Минкон.
— Возможно, не они, — признал я.
— В это время суток трудно рассмотреть, но небо над городом затянуто паутиной из тысяч противотарновых проволок, — пояснил Минкон. — Даже днём их бывает трудно увидеть. Но они там, уверяю Тебя.
Относительно этого я и сам нисколько не сомневался. Я видел опоры для проволоки на крышах нескольких зданий.
— Ворота Торкадино прочны, — добавил он. — Его стены высоки и крепки.
— Я это знаю, — кивнул я.
— Торкадино неприступен, — сказал Минкон. — Его невозможно взять штурмом.
— Но я-то знаю, как его можно взять, — пробормотал я себе под нос.
Боадиссия молчала. Фэйка и Тула, сидевшие сзади, также помалкивали. Осматривая улицы, я не мог не отметить, что они были не слишком переполнены. Торговец со своей повозкой, да девушку рабыня в короткой тунике. Она посмотрела на меня и сразу отвела взгляд. Под подолом её крошечной одежды почти бесспорно было скрыто только нагое соблазнительное тело и ничего больше. Именно в таком виде гореанские рабовладельцы обычно содержат своих женщин. Конечно же, Фэйка и Тула были одеты точно также. Это помогает женщинам не забывать, что они — рабыни.
Я оглянулся на Боадиссию, всё также не решавшуюся поднять головы. Она натянула свою длинную юбку до самых пяток. Таким образом она старалась скрыть верёвку на своих щиколотках.
— Через четверть ана мы должны прибыть к складам и начать разгрузку, — сообщил Минкон.
— Хорошо, — кивнул я.
11. Боадиссия решает нашими проблемы с финансами
— Возможно, Вы помните меня, — пристал ко мне какой-то мужчина.
— Нет, нисколько, — на бегу отозвался я.
— Ну как же, несколько дней назад, ночью, — намекнул он, — на Генезианской дороге, в одном из лагерей.
— Не припоминаю, — сказал я.
— Я — торговец с Табора, — напомнил он.
— Ах, да, — сказал я.
Действительно, это был тот самый толстый торговец с Табора, который так жёстко и невоспитанно был настроен вернуть подарок, который он совершенно добровольно, как я указал ему, передал одному товарищу, путешествующему со мной, Хурте, если мне не изменяет память.
— И как Ваши дела? — вежливо поинтересовался я, опасаясь, что ответ не будет положительным.
— Прекрасно, — заверил он меня, однако с некоторой горечью в голосе, как мне показалось.
— Рад это слышать, — сказал я.
Правда его поведение заставляло предлагать, и весьма недвусмысленно, что его фактическим намерением было поднять вопрос о некой новой обиде. У меня даже появились
— Я не вижу повода для улыбок, — проворчал торговец.
— Извините, — сказал я.
— Тут случайно нет того огромного мужлана с усами, заплетенными волосами и топором? — спросил он, беспокойно озираясь вокруг себя.
— О ком это Вы? — уточнил я.
— Я о том, кого называют Хуртой, — пояснил он.
— Ага, теперь понятно, — кивнул я.
— Именно так, во всяком случае, с Ваших слов, его зовут.
— Да, — сказал я, — конечно.
Возможно, в тот раз я сделал ошибку, раскрыв ему имя алара. Но, в конце концов, я уверен, этому торговцу не составило бы труда определить местонахождение парня, даже не зная его имени. Слишком мало таких как он пришло в город с обозом. То как он отозвался о Хурте, не показалось мне таким уж лестным эпитетом, кстати. Конечно, может он и был, в конце концов, с точки зрения некоторых, «огромным мужланом», но он ещё был поэтом, и как поэт, был наделен правом на некоторое уважение к себе, особенно если не читать его стихи. Сам он гордился своей чувствительностью.
— Нет, — успокоил я торговца. — Его здесь нет.
— Вот! — заявил тот, тыкая в меня листком бумаги, исписанным каким-то текстом.
— И чей это почерк? — поинтересовался я.
— Мой, — ответил он.
— О, — сказал я.
Само собой не Хурты, ведь тот был неграмотным, впрочем, как и большинство аларов. Боадиссия, кстати, также не умела ни читать, ни писать. Однако, неграмотность редко удерживала поэтов. В действительности некоторые из самых великих поэтов всех времён были неграмотными. Среди людей столь отличающихся друг от друга, как тачаки и жители Торвальслэнда, например, стихи вообще редко записываются. Их запоминают и поют у костров и в залах, таким образом, передавая свои литературные традиции. А для таких поэтов как Хурта неграмотность, как мне кажется, будет ещё меньшим стимулом, для того чтобы не писать, чем многие другие.
— Он выпрыгнул ко мне, из-за фургона, со своим топором! — начал свой рассказ товарищ. — И закричал «Я — поэт», размахивая топор при этом. «Вы хотите купить стихотворение?», «Да!», закричал я, в ужасе за свою жизнь, и торопливо набросал на этом куске пергамента, вот это.
— Вы сделали это по Вашей собственной доброй воле, — отметил я, полагая, что было бы немаловажно подчеркнуть этот факт.
— Я хочу обратно свой серебряный тарск! — заявил он.
— Это — очень прекрасное стихотворение, — заметил я.
— Вы даже не прочитали его, — возмутился торговец.
— Я читал другие его произведения, — похвастал я. — Я уверен, что это до последней буквы столь же хорошо, как и остальные.
Действительно, за эту самую ночь я уже прочитал три других. Торговец с Табора был уже четвёртым почитателем таланта Хурты, что пришёл искать меня. Кстати, по случайному совпадению, он был ещё и четвёртым товарищем, который пришёл требовать вернуть свой серебряный тарск.
— Я, конечно не писец, несомненно, такие вещи относятся больше к их компетенции, чем к моей, — заявил торговец, — всё же, я просто деловой человек, но даже с моей точки зрения, это кажется в лучшем случае чудачеством, если не сказать, полной халтурой.