Наемники Судьбы
Шрифт:
– Ты думаешь? Ну тем лучше! Пора напомнить им о себе.
– Радикальный способ! – рассмеялся Хельги.
Вообще-то Хельги любил грифонов. Воевать на них – одно удовольствие. Это вам не лошадь, от которой больше беспокойства, чем пользы. Не знаешь, то ли сражаться, то ли заботиться, чтобы скотина не пострадала! Зато грифон – тварь стрелонепробиваемая, выносливая, а главное – бессмертная. На манер дракона. Поверженный в битве грифон вскоре перерождается. При этом он обретает свободу, к хозяину больше не возвращается, тот терпит немалые материальные убытки, но
Если бы они еще не были такими упрямыми!
В Сехале самым упрямым животным считают осла. Говорят: «Упрямый, как осел». Просто сехальцы не имели дела с грифонами.
Бабкина Амариллис, на которую сели Энка, Орвуд и Аолен, была еще ничего, относительно покладистая. Покапризничала с полчасика – и сдалась. Племянников Трофей, будучи умом под стать племяннику, тоже недолго упорствовал. Он счел себя в выигрыше: на него сели только двое, Меридит и Рагнар, откуда ему было знать, что славный рыцарь стоил двоих, а то и троих?
А вот папашин Пегас продемонстрировал вздорный нрав в полной мере. Грифоны – животные достаточно разумные, чтобы сообразить: одно дело – утром в красивой попоне лететь в Парламент, и совсем другое – холодной осенней ночью через океан. Потребовался час уговоров, чтобы заставить упрямую скотину оторваться от земли.
Они летели над водой в кромешной тьме. Даже Хельги с его ночным зрением не видел ничего, кроме темных гребней волн далеко внизу. Остальным и вовсе казалось, будто в мире нет ничего, кроме темноты, беспросветной со всех сторон.
Ильза судорожно уцепилась за пояс Хельги, прижалась к его спине, закрыла глаза и приготовилась к худшему. Эдуарда, сидящего сзади, колотила дрожь. Он непрерывно вопил от страха, но стремительный встречный ветер уносил прочь все звуки.
Настроение Хельги тоже не было безмятежным. Нет, он не боялся темноты, высоты и падения грифона. Его страшила перспектива иного рода. Грифон под ними был ЧУЖОЙ. Энка уверяла, что перезачаровала его на себя. Это редкое искусство – уметь зачаровывать грифонов. Даже среди сильфов им владеют единицы, другим народам оно и вовсе недоступно. Девица посвятила немало времени изучению теории зачаровывания, но богатым опытом похвастаться не могла. И Хельги, в отличие от самоуверенной сильфиды, вовсе не был убежден, что все получилось как надо. Вдруг чары спадут и Пегас надумает вернуться в Сильфхейм? Или папаша предпримет контрмеры? Эх, не спросил у Энки, как на ее родине принято карать грифонокрадов!
Удрученный мрачными мыслями, он даже не успел понять, что происходит. Только что сидел на Пегасе, вцепившись в жесткую шерсть загривка, в лицо хлестал ветер, в ушах свистело, сзади дрожала Ильза, внизу расстилался безбрежный океан. И вдруг…
На мгновение странно заломило в переносице, перед глазами сверкнуло нечто похожее на хвост огненного змея…
Хельги ошарашенно огляделся.
Он стоял посреди вписанного в огненную пентаграмму круга. И круг, и пентаграмма были начертаны на каменном
В углу, рядом со стрельчатым окном, толпились люди, человек десять – пятнадцать. А один, в черном балахоне до пола, стоял между ними и Хельги, спиной к последнему, воздев руки к потолку. Туда же был устремлен его взор.
И было в этой внезапной картине что-то такое знакомое, ну прямо родное…
Человек в балахоне обернулся.
Хельги протер глаза, все еще надеясь, что просто заснул на грифоне… и чуть не заорал. Перед ним стоял профессор прикладной и теоретической магии, мэтр Перегрин собственной персоной! Вот ужас-то!
Теперь Хельги смог опознать и помещение. Кабинет прикладной магии, здесь всегда проходили их семинары и коллоквиумы. И зачеты.
А пять лет назад Хельги точно так же стоял у стрельчатого окна в кучке других студентов-первокурсников, таращился на пентаграмму. Это профессор Перегрин демонстрировал свой самый эффектный магический трюк – вызывал демона.
Тогда в кругу оказалось кошмарнейшее существо, сплошь состоявшее из рогов, клыков и когтей. Оно плюнуло огнем, пустило дым из ноздрей, неразборчиво выругалось на языке латен и красиво исчезло. Перегрин исходил самодовольством.
Сейчас на месте производящего впечатление чудовища стоял Хельги.
– Силы Стихий! – негодовал профессор. – Вы! Откуда вы взялись?! Что за глупые шутки? Вы срываете мне семинар! Зачем вы сюда забрались?
Хельги готов был сквозь землю провалиться. Он чувствовал себя крайне неловко: Перегрин голосит, студенты таращатся и уже начинают веселиться. По закону подлости это была группа с подготовительного отделения – все они прекрасно знали Хельги. Он в прошлом году, по просьбе мэтра Свана, вел у них консультации по горному делу. – Как вы посмели?
– Я нечаянно! – пискнул горе-демон в ответ.
– Что значит – нечаянно?! Я вызывал демона!
– Оно само получилось, – оправдывался Хельги. – Я не виноват, честное слово! Последнее время некоторые утверждают, что я и есть демон… может, дело в этом?
Перегрин попятился:
– Вы… кто?
– Демон. Извините. Нет, сам я в это не верю, правда. Это другие говорят… А вы не согласитесь меня выпустить? В смысле вернуть назад? Это было бы так любезно с вашей стороны! Пожалуйста!!!
До него наконец дошло: раз он здесь, то Ильза и Эдуард – посреди ночного океана, на вредном Пегасе, совершенно одни!
До профессора тоже дошло. Что-то щелкнуло в мозгу, И все стало на свои места. Сами собой отпали все вопросы и нестыковки, связанные со странным студентом. Мэтр Перегрин хихикнул почти истерически. Надо же! Учил магии Демона! ДЕМОНА!
– Я пойду, ладно? – взмолился демон.
– Изыди! – махнул рукой профессор. – Вернись туда, откуда явился в наш мир.
…Вот Хельги и вернулся. Куда? Правильно. Туда, откуда явился. В воздушное пространство над ночным океаном, где-то между Сильфхеймом и материком. Да только грифона на этом месте давно уже не было.