Наездница
Шрифт:
— Да ведь мой отец владеет крупной фирмой. Он частенько обедает с судьями и арбитрами по семейному праву. Отец заявил ей, что если она хотя бы попробует уйти со мной, то никогда больше не увидит меня. — Девушка поморщилась от этих воспоминаний, но, чувствуя себя обязанной перед памятью матери, продолжала: — А потом, чтобы окончательно добить маму, он разыграл свою коронную карту.
— И какую?
— Меня… Он привел меня в комнату, наплел какую-то историю про одну маленькую девочку, которой пришлось выбирать
— И ты выбрала отца.
Памела не поднимала на него глаз.
— Ну разумеется. Я же говорила, каким я была ребенком. Мама начала пить. Потом — принимать таблетки. Но умерла она не от этого. Она просто… сдалась, опустила руки. Лишь годы спустя я поняла, что это произошло из-за меня. Она долго держалась, надеясь, что в один прекрасный день я увижу правду, но…
— А почему же она не поговорила с тобой начистоту, не рассказала про отца?
Тяжело вздохнув, Памела устремила взгляд на сверкающую гладь воды.
— Я часто думала об этом. Наверное, она боялась, что я начну проклинать ее.
Девушка задрожала, словно от порыва резкого ветра, и обхватила себя руками.
— И знаешь, что больше всего ужасает меня? — прошептала Памела. — То, что она, скорее всего, была права. Тогда я и в самом деле стала бы проклинать ее. Я возненавидела бы мать за то, что она посмела говорить такие ужасные вещи про моего папочку. — Горло у Памелы перехватило от боли. — Боже, какой я была глупой, слепой…
— Маленькой девочкой, — негромко произнес Дейк. Девушка так углубилась в свои переживания, что и не заметила, как он приблизился к ней. — Ты ведь была совсем ребенком. Я уверен, что твоя мать все понимала.
Памела отчаянно замотала головой. Из ее глаз брызнули слезы.
— Мама умерла в одиночестве. Мы с отцом находились в Бейкерсфилде, справляли мой день рождения. Катались на лыжах. Он даже ничего мне не сказал, пока не настало время возвращаться домой. Через неделю после того, как она умерла.
Голос ее прервался. И в тот же миг крепкие руки Дейка обхватили ее, прижали к груди. В это мгновение девушка как никогда нуждалась в его близости, в том, чтобы ощутить его силу. Она припала к нему так отчаянно, словно он хранил в себе решения всех мучивших ее проблем. Сейчас только Дейк мог унять ее давнюю боль. В его объятиях Памела чувствовала, как постепенно уходят мрачные воспоминания.
Она услышала странный тихий звук и поняла, что это ее собственный умиротворенный вздох. Словно в ту секунду, как она попала в объятия Дейка, ее мир обрел наконец целостность, а жизнь — смысл.
И по мере того как уходили воспоминания о смерти матери, предательстве отца, унижениях, которым подвергался Рэнсом, у Памелы возникали новые ощущения.
Испугавшись того, что
Но теперь, в этом укромном уголке, куда Памела часто сбегала насладиться одиночеством, она уже начала сомневаться, только ли ей это нужно. Взгляд снова упал на губы Дейка, на его чувственный рот. Интересно, а каковы поцелуи этих губ? Что испытываешь, когда тебя целует такой красивый мужчина?
— Памела, — хрипло проговорил Дейк.
В его голосе слышалось явственное предостережение. Девушка взглянула на него, и ее щеки запылали огнем.
— Я… просто подумала…
— Знаю, о чем ты подумала. Прочитал на твоем лице, малышка.
Памела затихла в его объятиях.
— Дейк, мне уже двадцать семь лет. В восемнадцать я объездила чуть ли не весь земной шар. А с двадцати двух сама распоряжаюсь своей судьбой. И никакая я не малышка.
— В этом тебе кругосветное путешествие не поможет, Памела Малкольм. Ты не понимаешь, с каким играешь огнем.
Подбородок Памелы взлетел вверх. В самом деле, хватит Дейку строить из себя умудренного опытом старца, а из нее — наивную крошку.
— Я не девственница, если ты это имеешь в виду. — Она попыталась улыбнуться. Памела говорила правду, однако ни разу она не испытывала чего-либо хоть отдаленно напоминающего ту бурю чувств, что охватывала ее при одной мысли об этом мужчине…
— Проклятье! — вырвалось у Дейка. Он чуть отодвинулся от девушки. — Неужели до тебя еще не дошло? Мы говорим о сексе. Не о любви, не о романтике, а всего лишь о неприкрытом, пылком, неудержимом сексе. Понятно, крошка? И если ты еще хоть раз взглянешь на меня так, как только что, тебе придется пенять на себя.
У Памелы перехватило дыхание — не столько из-за резких его слов, сколько из-за легкой дрожи, пробежавшей по ней при мысли, что Дейк тоже лишился душевного покоя.
Лучшая защита — это нападение, вспомнила она.
— Скажи мне, — негромко проговорила Памела, — ты называешь меня «крошкой» специально, чтобы держать на расстоянии, боишься, как бы чего не вышло?
Отвернувшись, Дейк смотрел на гладь озерка. Когда же наконец заговорил, то его голос звучал надломленно и хрипло.
— Так, значит, ты этого хочешь, Памела? Хочешь поиграть с огнем и здорово обжечься?
— Но огонь не только сжигает, он еще и согревает, правда?