Нагант
Шрифт:
На дворе вечер майской Победы, тлеющий уголек народной гордости в огненных потрохах фейерверка. Хоть вы, ветераны, примите меня! Быть может, сжалится седой орденоносец, зазовет домой. Меня напоят липовым чаем, покажут вылинявшие снимки сгинувших фронтовых товарищей, и я, угодливый внучек, с душой затяну балладу о синем платочке, и расчувствовавшийся дед подарит мне припрятанный с войны парабеллум.
Сеня, бывший фронтовик, кавалер ордена Красного Знамени. Сеня – эротическая ностальгия по моему отрочеству, сон издалека.
– Может, к Сене завернем, – и остальные, смущаясь и хихикая, соглашаются, что да, действительно, иного выхода нет.
Толпа снималась со скамеек и шла в гости к Сене. Старик радовался немыслимо, поил ораву чаем или компотом, а после у всех желающих отсасывал.
5. А вот кто мне нравится, так это Гизлер. На днях заявился и над чашкой чая вспоминал, как бабушку хоронили:
– Дает мне папа два червонца для шофера, я думаю – одним обойдется. Шофер ни слова не сказал, но поджал губы. – Гизлер уморительно показал, как шофер поджал губы. – Поехали в крематорий, и все ямки на дороге были наши. На самой глубокой ямке бабушка выскочила из гроба, и ее ловили по всему автобусу!
Я смеялся до икоты. Гизлер по-доброму щурил глаза и, как и всякий рассказчик, чувствующий, что анекдот удался, на «бис» повторял с различными фиоритурами:
– Колесо в ямку, бабка из гроба. И поскакала, и поскакала. Мама кричит: «Лови-и-и бабушку!» – И смущенно хохотал, лучисто морща лоб.
Гизлер принципиально одинок, но страстен. «Дай, – говорит, – Бог денег. Тогда познакомлюсь с девушкой, приглашу в кафе, угощу шампанским, заговорю, свожу в парк, задушу и буду трахать, трахать, трахать!»
6. Прочь, прочь! Мартовское возбуждение-наваждение. Что-то необыкновенно скверное, злое.
Если я хочу охарактеризовать женщину, я говорю: «Она уродлива, как Рябунова!»
Верьте мне! Вы не знаете Рябунову, но я-то знаю! Я расскажу о ней чуть позже, а пока скажу другое. Все собачники – копрофилы! Приглядитесь повнимательней. Как жадно пялятся они на собачий кал. Вид испражняющегося питомца взрывает канатные жилы на их висках: какой на этот раз? Цвета вяленой дыни или пористый, с зеленцой? Больные, настороженные люди.
А теперь, умоляю, о Рябуновой: рост метр шестьдесят, волосы – прелая солома, разваренные родимопятные уши, лоб скособоченный, маленький, в морщинах, два шрама – на виске и подбородке, брови – медвежьих лап объятия, глаза дистиллированные, нос сам по себе, кончик носа тоже сам по себе, скулы – широкие, якутские, она мордастенькая, эта Рябунова, рот кривой, зубы пломбированные, шея в чирьях, грудь – как мошонка, живот – гряда барханов, пятки – раздавленные персики. Боже, Боже, Боже! И не я ли в сумрачном детстве видел дворовую бабу, вправлявшую себе выпавшую матку?
Ее руки были в крови. Вагина искусала их не хуже бультерьера.
Ведь согласитесь, в женских половых органах
Женское начало, точнее, конец, таит в себе анархию и разруху, хаос и революции. Семантическая суть раскрывается в сочетании с предлогом «до». «Мне до пизды» – это значит: мне все равно, мне безразлична ваша судьба, это отчуждение, презрение, высокомерие, ханжество.
«До хуя» – отметим в первую очередь исчезновение личного местоимения как эгоистического элемента. Идиома безличностна, точнее, всеобщна, всемирна, космична. «До хуя» – это всегда множество, приятное количество, достаток, урожай. То есть, говоря языком математики: Пизда – это минус, а Хуй – это плюс.
Хуй – предмет деликатный. «Не на помойке нашел», – с юмором скажет хозяйственный, практичный обыватель, обертывая член целлофаном…
Презерватив создан с мыслью об охране члена, но не влагалища. Оберегается всегда нечто более ценное, а пизда пусть бурьяном зарастет. Вдумайтесь, чего только в ней не побывало: клизмы, лампочки, стройматериалы, бутылки, шланги, плечики для одежды, огурцы, цветные карандаши, полное собрание сочинений Достоевского и проч.
Пизда – это бессмысленная агрессия, «дать пизды» – отнюдь не миролюбивый акт мужской солидарности, полового угощения. Нет. Это горький, черный символ избиения себе подобного.
«Накрыться пиздой» – ничего общего с приобретением крова. Наоборот, фразеологический эквивалент термина «апокалипсис».
А вот Хуй – это Мона Лиза. Послать на хуй частенько означает отсыл к идеальному. Так молодых художников отсылают взглянуть на шедевры античности или эпохи Ренессанса. Наконец, хуем можно творить. Пример: В. Гизлер, «Этюд в багровых тонах». Простыня, хуй, менструальная кровь. 0,76 на 0,95.
Снова подвернулся Гизлер. Душенька Гизлер, мой Ги-Ги. Радость моя, муза моя, скорбь моя. Где ты сейчас, малыш, когда время истекает, жизнь истекает? Я это шкурой чувствую…
Все мужчины – герои.
Мой Ги-Ги. Обделаться можно. Ги-Ги. Охуеть.
7. В ожидании женщины я не могу заняться чем-нибудь еще. Я только жду. Гляжу в окно, сижу у телефона, прислушиваюсь к уличным шагам. Я истязаю член, как рядового. Лечь-встать. Когда появится она и, спустя лихорадочную минуту, размажет по бедру мой половой плевок: «Ты что, уже?» – я попытаюсь объяснить, что мы вдвоем с начала ожиданья.
Немногим известно: телефон – от сатаны. Шесть циферок-люциферок (чем хороша провинция!). Звонок. В трубке девичий голос, кто такая – не говорит. Договорились встретиться у метро, вечером, в половине десятого. Я для порядка спросил: