Нагота
Шрифт:
Сашинь, вне всяких сомнений, относился к категории людей, не поддающихся однозначной оценке со знаком плюс или минус. Казалось, его так и подмывает ввернуть что-нибудь скабрезное, отколоть какую-нибудь хохму, выкинуть какой-нибудь финт, чтобы треск стоял, чтобы все ходуном ходило. Не дурак был выпить, впрочем без излишеств. Манера разговаривать была у него несколько развязная, но так он разговаривал со всеми — и с вышестоящими, и нижестоящими. К работе относился безупречно, вкладывал душу и знания. Растил трех
Пушкунг встал, собрался уходить, но его немного смущал наш неоконченный разговор, и он никак не мог решиться, как ему поступить.
— Ладно, Пушкунг, — сказал я, — идите, как-нибудь еще потолкуем.
Мы остались вдвоем с Сашинем. Тот трещал без умолку.
— В мире есть два гениальных изобретения. Бог создал женщину, чтобы мужчина не скучал, а мужчина создал счетную машину, чтобы подсчитать, сколько он за это богу задолжал.
— Сашинь, — прервал я его, — у меня к вам серьезный разговор по весьма серьезному делу.
— Серьезный, несерьезный... Все зависит от того, с какой стороны подойти.
Но я видел, слова мои вызвали в нем беспокойство. Глаза у Сашиня так и забегали. Потом не выдержал, отвернулся.
Сказал ему примерно то же, что и Пушкунгу. Нет, он отнюдь не принял мои слова с юмором или иронией, чего можно было ожидать от такого баламута. Не выказал ни радости, ни облегчения, хотя, заслышав о «серьезном разговоре», конечно же приготовился к чему-то неприятному. Для меня было полнейшей неожиданностью, когда Сашинь ответил даже с какой-то совестливой робостью.
— О чем речь, — сказал он, — раз ты считаешь, что нужно.
— Но знай, работать придется почем зря.
— Ну что ж, поднатужимся.
Но понемногу Сашинь становился самим собой.
— Раз надо, значит, надо, — продолжал он с озорной усмешкой. — Мне как-то на спор пришлось выпить две дюжины бутылок пива. За пять часов. На пятьдесят пятой минуте пятого часа допивал последнюю. Запросто! Все глаза вылупили — что теперь будет. А я встал и вышел с высоко поднятой головой. Думаешь, от гордости? Черта с два. Наклонись я хоть чуточку, из меня бы фонтаном хлынуло.
Его бодрячество казалось наигранным. Уж очень он старался и потому хватал через край. Может, стыдился минуты недавней слабости.
Меня вызвал Лукянский. Всячески обхаживал, соловьем заливался. Такой поворот на сто восемьдесят градусов можно было почувствовать еще в разговоре по телефону, но, встретившись с глазу на глаз, я диву давался. С распростертыми объятиями Лукянский вышел мне навстречу, долго тряс руку, хлопал по плечу, расплывался в улыбке, расспрашивал о моем и женином здоровье, толковал о погоде и рыбалке.
Тарантеллу своего доброжелательства
Я с любопытством ждал, что будет дальше.
— Ох, чуть не забыл, — воскликнул Лукянский, что-то выхватывая из ящика стола, — могу угостить тебя турецкими сигаретами.
— Благодарю, сейчас не хочется.
— Таких тебе курить не приходилось, знатная штука.
— Спасибо, спасибо.
Лукянский выудил из пачки темноватую, кургузую сигарету, поднес ее к своему внушительному носу и почему-то поморщился. Пачка с шумом полетела обратно в ящик.
Наступила пауза. Лукянский, должно быть решив, что предварительная часть беседы достигла нужного эффекта, перешел к делу. Откашлявшись, он сделал серьезную мину.
— Как тебе должно быть известно, семнадцатого созывается городская партийная конференция.
— Ты теперь и партийными делами занимаешься? — спросил я как бы между прочим.
— Нет, — мотнул он головой, — нет, нет. Это так, по производственной линии.
— Не понимаю.
— Альфред, послушай, послушай! Чего тут непонятного. Главный вопрос повестки дня — освоение новой техники. Сейчас это дело номер один. А слава «Электрона» в последнее время слегка потускнела. Само собой, как отстающих нас пока еще не склоняют, но и хвалить перестали. И мы сами в этом виноваты. Сами! Слишком мало активности проявляем. Впустую пробрасываем свои козыри.
Водрузив локти на стол, Лукянский из стороны в сторону раскачивал свой мощный торс.
— Мы и в самом деле распустились, — подтвердил я.
— В известной мере. И есть такое мнение, что престиж предприятия был бы отчасти восстановлен, если бы на городской конференции кто-то из наших выступил с развернутым сообщением о вкладе «Электрона» в освоение иннервационных телефонных станций. Точнее говоря, о подступах к стадии освоения. Есть мнение, Альфред, что такое сообщение должен сделать ты, именно ты, руководитель КБ телефонии, ветеран «Электрона», заслуженный деятель науки и техники, представитель интеллигенции.
— Короче говоря, ты бы хотел, чтобы такой доклад подготовил я?
— Я говорю: есть такое мнение.
— Чье мнение? Святого духа? Вне чьей-то головы мнения не рождаются. И сами по себе вокруг не порхают.
— Это мнение руководства предприятия.
— И Калсона тоже?
— Отчасти. В известной мере. Я говорил с ним.
— И что он сказал?
— Он не возражает.
— Понятно.
— Я полагаю, во имя общих интересов стоит потрудиться. Начать с того, что в работе конференции примут участие вышестоящие товарищи. И твоей собственной репутации это пошло бы только на пользу.