Награде не подлежит
Шрифт:
— Я думаю, пора всех старослужащих увольнять. Они нам теперь житья не дадут. Скоро строевые занятия введут, уставы зубрить заставят, отрабатывать «подход» и «отход» от командира, учиться козырять по уставу.
Костя слушал Димку вполуха, не спуская глаз с Любы. Она на плотах замеряла железной рейкой глубину, записывала цифры в свою книжечку, потом бежала по шатким сходням на берег, о чем-то толковала с сержантом, обмеряла ряжи и снова что-то записывала.
С того вечера, как посидели они на бревнах в День Победы, Костя почему-то
— А мичман собирается остаться на сверхсрочную, — продолжал Димка. — Я слышал, как он говорил Лубенцову: «Чего мне дома делать? Кто меня ждет? А тут я всех знаю и меня все знают».
— Костя, подбери шланг-сигнал! — приказал Игорь, выглядывая из кубрика на корме — он сидел на телефоне и следил за манометром, показывающим давление воздуха в баллонах.
Костя, подбирая шланг-сигнал, услышал, как сержант что-то сказал на плоту, и среди солдат вспыхнул какой-то неловкий смешок. Он не расслышал, что именно сказал сержант, но по взглядам солдат, которые все, как один, уставились на Костю, понял, что сказано что-то о нем. Сержант, ухмыляясь, поднимался по шаткой сходне с плота на ряж и постукивал по начищенному голенищу прутиком.
— Эй! — окликнул его Димка. — Погоди-ка! Димка бросил на палубу водолазную рубаху и, одним махом преодолев трап, взвился с бота на стенку причала.
Сержант обернулся с еще не истаявшей улыбкой и ждал Дергушина. До Кости донесло злое шипенье Димки:
— Ты, гад, еще слово — и будешь купаться!
Сержант удивленно округлил глаза, улыбка медленно сползла с губ.
— Ты-ы?.. — холодно протянул он, насмешливо окидывая нескладную, еще по-мальчишески жидкую фигуру Димки.
— Я! — выдохнул Димка и схватил камень с носилок, которые проносили мимо солдаты. — Еще слово! — и капут тебе!
Тощий, с оттопыренными ушами Димка был смешон и нелеп против статного крепкого сержанта, но в побледневшем лице его было столько решимости, столько напора, что всем стало ясно — он пойдет на все. Наступила напряженная тишина. Сержант, не спуская прищуреных глаз с камня, зажатого в руке Димки, сглотнул комок в горле.
Дергушин обвел всех солдат уничтожающе презрительным взглядом и на высокой звенящей ноте выкрикнул:
— Гады вы! Вам, бы так!
И яростно запустил камнем в воду. Брызги обдали сержанта, запятнали его наглаженную. гимнастерку и начищенные сапоги. Он молча вытер лицо рукой.
Димка сбежал по трапу на бот. Солдаты, прекратив работу, смотрели то на Дергушина, то на сержанта. Сержант стряхнул брызги с гимнастерки и начальственно прикрикнул:
— А ну за работу! Чего встали!
И решительным шагом сошел по сходне на берег.
Неизвестно как, но о недуге Кости узнали и солдаты. Они поглядывали на него, перешептывались. Костя давно уже почуял неладное,
Через полчаса на бот, по-птичьи подскакивая на ходу, примчался разгневанный мичман. Еще не успев ступить ногой на палубу, он закричал:
— Что тут такое! Ты что, под трибунал захотел?
Димка спокойно клеил рубаху, будто слова мичмана его не касались.
— Ты что делаешь? Я тебя спрашиваю! — Кинякин грозно навис над Дергушиным.
— Клею, — спокойно ответил Димка.
— Я тебе дам «клею»! Я тебе!.. — мичман задохнулся. — Ты с ума спятил — с камнем на людей бросаться!
— Зря, конечно, — кивнул Димка.
— Еще бы! — мичман сбавил тон, в общем-то он быстро отходил, если человек признавал свою вину.
— Зря, — продолжал Димка. — Надо было все же врезать ему, чтоб другим неповадно было.
Кинякин опешил на мгновенье и опять взвился:
— Ну не сносить тебе головы, Дергушин! Знаешь, чем это пахнет — поднять руку на командира?
— Сволочь он, а не командир, — твердо сказал Димка и припечатал прорезиненную заплату на потертый локоть водолазной рубахи.
— Это я и без тебя знаю, — вдруг согласился мич-М,ан. — Но он же жаловаться собирается. Рапорт писать.
— Хрен с ним, пусть пишет, — равнодушно пожал плечами Димка.
— Тебе — хрен, а мне его уговаривать.
— Не уговаривайте.
— «Не уговаривайте»! Ловок ты, да дурен. Что ж ты думаешь, так я и отдам тебя кому попало на съеденье! — И попросил: — Извинись перед ним. И все шито-крыто.
— А это он видал! — Димка показал фигу. Кинякин устало провел рукой по лицу и раздумчиво сказал сам себе:
— Останусь я на сверхсрочную и буду всю жизнь с такими вот архаровцами здоровье гробить. Раньше времени в деревянный бушлат обрядят, — Переспросил: — Не пойдешь извиняться?
— Не пойду, — отрубил Димка. Кинякин сокрушенно покачал головой.
— А мне придется. За тебя. Если он начальству донесет — кисло тебе будет. — Мичман немного поразмыслил, сказал: — Я скажу ему, что наказал тебя своею властью. Три наряда тебе, выдраишь весь барак.
Димка хмыкнул в ответ.
— Ты слыхал, что я сказал? — взорвался мичман. — А ну встать!
Дергушин встал, вытянулся по стойке «смирно».
— Есть три наряда, товарищ мичман.
— Вот так, — удовлетворенно кивнул Кинякин и посмотрел, на Костю, у которого тряслись губы и багровыми пятнами покрылись щеки. Он пытался сделать вид, что все это его не касается, но у него не получалось.
«Нет, надо что-то делать! — горестно подумал мичман о Косте. — Пропадет парень». Но что делать, как помочь, мичман не знал. Правда, давно уж он лелеял одну думку, да все не знал, как ее осуществить. Теперь же, видя тоскливо-загнанный взгляд Кости, решил не откладывать больше этого дела в дальний ящик.