Нахаловка 2
Шрифт:
— Ты это… пацанчик… — прохрипел я спекшимся от обезвоживания горлом. — Ты на меня зла не держи! Вот в твоей смерти я точно не при делах! Зуб даю… — Добавил я, а в голове шевельнулась одна шкурная мысль — так это, вообще-то, его зуб, хоть и ставший моим неизвестно с какого перепуга.
— Я знаю… — глухо, словно голос шел из железной бочки, произнес натуральный Тимоха. — И не виню… Ведь я сам себя в гроб вогнал… Только понял я это, уже сдохнув… Просьба у меня к тебе, Семен, — в его глазах неожиданно вспыхнул лучик надежды, — о родителях позаботься. Мать, если бы не ты, с ума бы сошла… Да и отец… Раз уж тебе такая доля выпала, побудь им настоящим сыном вместо меня… лучше меня… Ведь и ты, —
— Клянусь! — не покривив душой в этот момент, торжественно ответил я, хотя у меня и были относительные сомнения насчет своего собственного будущего.
И, черт побери, я реально узрел настоящее чудо — его землистое лицо на мгновение утратило мертвенную бледность, вернув все краски и вновь став по-настоящему живым. А ведь он любит их, своих стариков, — понял я. Вон, как преображает даже мертвецов истинная любовь! Оживляет, почище сказочной живой воды! Уверен, что за это бескорыстное чувство скоститься ему в Пекле чего-ничего. По адскому УДО[11] быстрее из кипящего котла удастся выбраться.
— Смотри Семен, не обмани… — прошептал напоследок Тимоха, вновь «позеленев», но я его прекрасно услышал. — Ты поклялся…
— Семен Метла за свой базар всегда отвечал! — Вот что-что, а фуфлыжником[12] я никогда не был, и быть им не собираюсь.
— За тобой должок, Сема… — Хрипло произнес, не оборачиваясь, уходящий следом за остальными мертвяками пацан. — Должок… — Еще раз каркнул он, и погрозил пальцем правой руки, поднятой над головою.
Это жест мне живо напомнил сценку из киносказки «Варвара-краса, длинная коса», где ушастое Чудо-Юдо в исполнении Георгия Милляра, грозит из колодца кучеряво-рыжебородому царю-Пуговкину кривым пальцем и приговаривает: «должок»!
— Должок… — повторил я, глядя ему в спину.
Наконец вереница покойников моего личного кладбища скрылась в густом тумане, скрадывающем окрестности. А из него на меня словно бы взглянул кто-то… Оценивающе так взглянул, словно всего меня наизнанку, словно старый дырявый носок вывернул. Колючие мурашки нескончаемой вереницей пробежали по моему молодому телу, заставляя кожу и сведенные судорогой мышцы подрагивать.
Этот взгляд давил, словно имел свое физическое воплощение, и куда потяжелее двухпудовой гири. Он как будто изучал под микроскопом все мои грехи, взвешивая неведомые мне доводы «за» и «против», словно решал — что же со мной делать? И от этого взгляда невозможно было хоть как-то закрыться и спрятаться, а уж о том, чтобы утаить какие-то мысли и потаенные желания, и речи не шло! Нужно было просто выдержать это давление и не сломаться! А Семена Метлу так просто не сломаешь!
— Давай уже, решай быстрее! — с вызовом просипел я, с трудом проталкивая резкие слова сквозь пересохшее горло. — Я готов отвечать за свои слова и поступки, кем бы ты ни был! Готов! Понимаешь? Готов!
Мне на секунду показалось, что «существо», наблюдающее за мной из тумана, словно бы усмехнулось, оценив мой неожиданный напор и мою неслыханную наглость. И, похоже, что мой дерзкий «ответ» ему понравился. Словно бы кто-то очень большой и могучий, внезапно оценил боевой задор жалкой букашки, которую он мог бы раздавить легким движением своего мизинца.
Давление оценивающего взгляда из тумана исчезло — мой неведомый наблюдатель, кем бы он ни был, ушел по своим, таким же неведомым мне делам. А я
Сознание было спутано, того и гляди потеряю его в скором времени. Терпеть эту боль не было больше никаких сил. А может, и вообще, переобуюсь здесь в белые тапки в очередной раз. Тогда какой резон был в демонстрации жертв моей прошлой жизни? Ну, отправили бы меня сразу в ад, раз «доказательная база» у потустороннего судии уже на руках. Я-то что? Я морально уже готов ответить за все свои грехи. Шанс начать все сначала — был заведомой профанацией, да и недостоин я такого царского подарка.
Неожиданно из тумана на открытое пространство вырвалась какая-то стремительная черная тень. Я с трудом собрал разбегающиеся глаза в кучу и постарался рассмотреть своего нового «гостя». Им оказался большой… да нет — просто огромный черный ворон, который сделав вокруг меня «круг почета», уселся на перекладину крестовины, на которой я был распят.
Черная птица, взмахнув крыльями, громко каркнула, а после, сложив их, подобралась к самому моему лицу. Вытянув шею и слегка наклонив голову, ворон, кося большим антрацитовым глазом, уставился прямо мне в лицо. Его чудовищный острый клюв, размером чуть не в мой локоть, приоткрылся, и он вновь громко и оглушительно каркнул.
— Ну, привет, бродяга… — Я тоже скосил глаза, стараясь держать птицу в поле своего зрения. — Чем обязан? — просипел я.
Ворон лишь презрительно встопорщил перья на хребтине, но ничего на мой вопрос ожидаемо не ответил, и тогда я запел, с трудом выдавливая слова из пересохшей глотки:
— Чёрный ворон, что ж ты вьёшься
Над моею головой?
Ты добычи не дождёшься
Чёрный ворон, я не твой!
Ты добычи не дождёшься
Чёрный ворон, я не твой!
Что ж ты когти распускаешь
Над моею головой?
Иль добычу себе чаешь?
Чёрный ворон, я не твой!
Иль добычу себе чаешь?
Чёрный ворон, я не твой!
Гигантская птица с интересом прислушивалась к моему хрипу, словно действительно что-то понимала. Хотя я не удивлюсь, если это на самом деле так: врановые — очень умные птицы, которые в интеллекте и эмоциональности не уступают ребенку трех-четырех лет, а по некоторым другим параметрам заметно превосходят даже взрослых так называемых «гомо сапиенс». Эти птицы способны к сложному обучению, умеют мыслить логически, планировать, запоминать информацию и даже создавать и использовать орудия труда!
За время своей жизни, во время многочисленных ходок в зоны и лагеря, я имел счастье наблюдать, как отдельные сидельцы зачастую приручали этих действительно умных птиц, иной раз обучая таким фокусам, которые и не каждому арестанту под силу! Ну, а уж какими способностями обладают эти благородные птицы в этом странном месте, я даже боюсь предполагать…
Ворон величаво каркнул еще раз, а после одним стремительным ударом вогнал мне свой черный огромный клюв в левый глаз.
— Вот, сука… — только и успел выругаться я, после чего обвис на крестовине, потеряв сознание от болевого шока.