Нахимов

Петрова Наталья Владиславовна

Вот такими порядками – придирками старших гардемаринов, поркой по субботам, хождением строем, жизнью по команде – встретил Павла Нахимова Морской корпус. Картина не из радостных. Если бы не брат Иван, пришлось бы тяжко. Вдвоем всё же веселее, если что – можно и отпор дать вместе. Вскоре у братьев появились друзья: Платон Станицкий, Александр Рыкачев, Иван Бутенев, Дмитрий Завалишин и самый близкий – Михаил Рейнеке.

С Рейнеке Нахимова будут связывать долгие годы дружбы, самой искренней и преданной, которая прервется только со смертью Павла Степановича. Михаил Рейнеке родился в ноябре 1801 года и был седьмым ребенком в очень небогатой дворянской семье обрусевшего немца Франца Рейнеке. Отец служил в Ростовском пехотном полку, участвовал в войнах с турками, где получил тяжелое ранение и вынужденно вышел в отставку, а подлечившись, уехал в Сибирь и поступил на службу в

Иркутское губернское правление. В Иркутске он женился на сибирячке Марфе Васильевне Липовцевой, с которой уехал по месту нового назначения – на Камчатку. Пять лет Рейнеке служил на самой дальней окраине России, занимался делами гражданского управления, учил камчадалов сажать картошку и разводить огороды. В 1786 году семейство возвратилось в Иркутск, прожило там 12 лет, а затем переехало в Лифляндию, где и родился Михаил Францевич²².

Когда мальчику исполнилось 11 лет, родители отдали его в пансион в Петербурге, а в 1814 году – в Морской кадетский корпус, в котором учились его старшие братья Адриан, Александр и Павел. Михаил учился хорошо, отличался любознательностью и особенно любил читать. Страсть к книгам и сблизила Рейнеке и Нахимова. Потом оказалось, что у них много общего: и братья их учились здесь же, и семьи не отличались богатством и знатностью, и рассчитывать в будущем они могли только на себя.

Михаил Францевич прославил свое имя на научной ниве, Павел Степанович – на военном поприще, по взглядам и убеждениям они были единомышленники. Рейнеке говорил о себе, что он «по обруселому отцу и матери-сибирячке в душе чисто русский», пренебрежение чиновников к национальным интересам России воспринимал как личное оскорбление, не жалел сил и здоровья на службе, чурался светских удовольствий и визитов, предпочитая тишину кабинета и удовольствие научных занятий.

Они писали друг другу при каждом удобном случае. Благодаря Рейнеке сохранились многие письма Нахимова. После Синопского сражения Михаил начал бережно собирать и записывать всё, что касалось его друга. Рейнеке всю жизнь вел дневники, его записи, сделанные в Севастополе в 1853–1855 годах, дают бесценный материал о Нахимове и Севастопольской обороне.

Теплые отношения согревали этих офицеров, проведших всю жизнь на службе, людей одиноких, не имевших семьи и редко видевшихся. Оттого и ценили они превыше всего эти редкие и такие сердечные встречи.

В корпусе друзья по вечерам собирались кружком, читали вслух. Библиотека в корпусе была небогатая, книги передавали друг другу или пересказывали понравившиеся. Привычка много читать и обсуждать прочитанное с друзьями сохранится у Нахимова на всю жизнь. Когда же он войдет в совет директоров Морской библиотеки в Севастополе, то будет самым активным собирателем ее фондов: при нем библиотека приобретет 16 тысяч книг, многие он купит на собственные сбережения.

Выпускники вспоминали суровость порядков и жесткую дисциплину; однако, несмотря на строгости, больных и увечных не наблюдалось. «Лазарет, – пишет Д. Завалишин, – был, однако же, в очень хорошем положении, и во всё время мы помним только один случай смерти, и то от ушиба»²³.

Но вот что дружно отмечали все выпускники, так это чистоту отношений в корпусе, где культивировался дух товарищества, взаимовыручки, бескорыстного служения – качеств, необходимых будущим защитникам Отечества. Поэтому педагоги делали всё, чтобы разница в материальном положении воспитанников не ощущалась: запрещалось шить форму из своего материала, носить часы, приносить из дома лакомства; даже чай можно было пить только в людской, потому что остальные пили воду и квас. «Кадетская спайка всегда основывалась на чувстве абсолютного равенства между кадетами, сын армейского капитана – и сын начальника дивизии, кадет, носящий громкую историческую фамилию, – и носящий самую ординарную, богатый и бедный, русский, грузин, черкес, армянин и болгарин – все в стенах корпуса чувствовали себя абсолютно равными»²⁴, – вспоминали выпускники. Ябедничество, наушничество и доносительство сурово преследовались и карались не только воспитанниками, но и офицерами корпуса.

Конечно, «сахарьями» кадеты всё же не были: если по субботам в дежурной комнате их пороли – значит, было за что. В основном за курение, самовольное нарушение формы одежды и тайное приобретение съестных припасов, в том числе сладостей. Вызвано это было, конечно, не голодом, а своеобразным лихачеством, проявлением «молодечества», как и приобщение к курению.

«Случаи пьянства были очень редки, – вспоминал Завалишин, – во всё время… моего

пребывания в корпусе был только один случай воровства из кондитерской конфет, и то, впрочем, не доказанный следствием. Похищение огурцов в огородах составляло более проказы, нежели воровство, потому что главная цель была всегда посмеяться над огородниками и одурачить их»²⁵. Кадеты переодевались в разные мундиры во время набегов на огороды – поди узнай потом, кто из них на самом деле крал огурцы. Исключение из корпуса на памяти Завалишина было только один раз – за оскорбление офицера.

Три года пролетели быстро. Кажется, только вчера недоросли Нахимовы были зачислены кадетами, в первый раз отправились в учебное плавание, а уже пора было готовиться в новый вояж – на сей раз по Балтийскому морю за границу, в Швецию и Данию.

На бриге «Феникс»

В 1817 году было решено отправить лучших гардемаринов корпуса в плавание по Балтийскому морю, чтобы дать возможность «обозреть им балтийские наши порты и приобресть сколь можно более практических познаний», а кроме того, стараться «доставить гардемаринам случай» увидеть за границей «предметы, заслуживающие внимания». Кто же были эти 12 человек, лучшие из лучших? Федор Колычев, Павел Новосильский, Дмитрий Завалишин, Владимир Даль, Платон Станицкий, Иван Адамович, Степан Лихонин, Николай Фофанов, Павел Нахимов, Александр Рыкачев, Захар Дудинский, Иван Бутенев. Их отобрали из всего корпуса! Поэтому можно не задаваться вопросом, как учился гардемарин Павел Нахимов, – включение его в этот список говорит само за себя.

К сожалению, гардемаринский журнал Нахимова не сохранился или пока не найден в архивах, но уцелели аналогичные дневники Лихонина, Новосильского, Даля и воспоминания Завалишина, опубликованные им в «Русском вестнике» в 1874 году²⁶.

Маршрут намечал сам морской министр маркиз де И. И. Траверсе: Швеция – Стокгольм и Карлскрон, Дания – Копенгаген, наши порты – Ревель (Таллин), Гельсингфорс (Хельсинки) и Свеаборг, Роченсальм (Котка) и Рига²⁷.

Для плавания предназначался бриг «Феникс» под командованием Павла Афанасьевича Дохтурова. Сопровождали гардемаринов старший офицер Мардарий Васильевич Милюков и лейтенант князь Сергей Александрович Ширинский-Шихматов. Дохтуров и Милюков были опытными моряками, оба проходили стажировку на британском флоте, в совершенстве владели английским языком. Милюков считался первым знатоком морского дела, по натуре был человеком горячим, отважным, по воспоминаниям гардемаринов, «направлявшим нас на отвагу всякого рода – и военную, и в маневрах, и в гимнастике». Правда, порой это «направление на отвагу» воспринималось подростками как поощрение всякого рода проказ, выполнение которых было сопряжено с риском для жизни. На деле же подобные забавы воспитанников нравиться ему никак не могли – он отвечал за их жизнь и здоровье, как предписывала специальная инструкция:

«1. За практическим учением и поведением гардемарин иметь попечительное смотрение, при входе в порты объяснять им, какие должно иметь румбы…

2. Будучи в иностранных портах… стараться показать гардемаринам всё, заслуживающее внимания, и одних их отнюдь на берег не спускать, а когда будете с ними съезжать, чтобы были чисто и опрятно одеты…»²⁸

Князь Ширинский-Шихматов был личностью примечательной, кадеты называли его «образцом высокой нравственности». Он сам окончил Морской корпус, состоял действительным членом Академии наук, оставил большое литературное наследие – стихи, прозу, статьи духовного и патриотического содержания. Князь был человек очень набожный и считал своим долгом воспитывать в гардемаринах религиозное чувство. Потому в каждом портовом городе, где бриг вставал на якорь, обязательно посещали церковь, а в воскресные и праздничные дни непременно бывали на литургии. Выйдя в отставку, князь принял постриг в Юрьевом монастыре под Новгородом, был рукоположен в иеромонахи, совершил паломничества в Палестину и на Афон, а окончил свои дни настоятелем храма при Русской миссии в Афинах.

Долгое пребывание вне родины и просто без твердой земли, в ограниченном пространстве корабля поневоле делало моряков, по определению выпускника корпуса Михаила Бестужева, людьми замкнутыми, не расположенными к новым знакомствам. Суровые условия службы тоже не смягчали характер офицеров. Как знать, может быть, уроки любви и добродетели, которые внимательный и заботливый воспитатель Ширинский-Шихматов преподал юным морякам, смогли наперекор всему дать ростки в душах будущих адмиралов русского флота.