Наихудший сценарий

Машошин Александр Валерьевич

— Будешь так усердствовать – меня на Земле вороны по винтику растащат, — подтрунивала кузина, наблюдая, как я отчищаю до блеска очередной механизм.

— Ну, народ! — фыркнул я. — Особенно разные королевы. Всё им нехорошо. То не так сидишь, то не так свистишь…

— Нет, почему же, делаешь ты всё правильно. Мне только немного страшно представить, что будет, если в один прекрасный день ты протрёшь мне броню до дырки. Помогает хоть?

— Э-э… От чего?

— От мыслей.

— Вроде бы.

Сглазил. В ту же ночь в мой сон явились несколько чёрных фигур в плащах. Они вышли из зыбкого тумана видений и картинно, как в третьесортном голливудском "кине", откидывали

по очереди свои капюшоны, чтобы высокопарно изречь нечто глубокомысленное… и гадкое, кто бы сомневался.

"Помнишь меня? — произнёс Инквизитор по имени Пробус Тесла. — Я жив! И за это время принёс много пользы моей Империи, прирезав несколько лживых джедайских ублюдков!"

"А меня помнишь? — осклабился размалёванный забрак, косящий под Дарт Мола. — Я тоже жив! А хвостоголовая книжная крыса – сдохла! И от моей руки сдохнут ещё многие твои дружки!"

"Как видишь, я стою на своих ногах, — подключилась к разговору зеленокожая изменница с синими, как океанская глубина, глазами. — И так должно быть, потому что я права! А она была слаба и сбита с толку джедайскими бреднями. Но теперь она поняла, и она – на нашей стороне!"

Откинул капюшон ещё один Тёмный, и я увидел… Вейдера. Без маски, с развевающимися светлыми волосами и жёлтыми от ненависти глазами, такого, каким я запомнил его в другом, давнем сне.

"Тьма – естественное состояние материи, — заявил он. — Пора бы тебе это понять. Пространство рождено во тьме, во тьме оно пребывает от века. И жалкие потуги вашей семейки вытянуть кого-то на Свет – пустая трата сил, бесполезное упрямство, достойное лучшего применения".

— В прошлый раз – получилось… — прошептал я, вспомнив Вентресс.

"То недоразумение стёрто с лика Вселенной и больше не повторится!" – на миг мне показалось, что сквозь нордическое лицо Тёмного Лорда проглянул другой облик: крупный нос, короткая бородка, больше похожая на недельную щетину, застиранная рубаха… И ковбойская шляпа, совершенно неуместная в освоенной Галактике. Блин, привидится же такое!

"Тьма победила, как и всегда", — продолжал Вейдер-Скайуокер.

— И во тьме светят звёзды… — возразил я.

"Звёзды! — он криво усмехнулся. — Ты подобрал очень верное сравнение! Жалкие крупинки в сравнении с бесконечностью космоса, неспособные обогреть даже расстояние от одной до другой. Вот и вы так же жалки и беспомощны. Посмотри на себя, как ты смешон в своих попытках спорить с очевидным!"

Улыбка Вейдера стала шире, белозубее. Вслед за хозяином угодливо засмеялись шестёрки. Особенно усердствовал Пробус, он даже откинулся назад в приступе веселья… Как вдруг верхняя половина его тела отделилась и упала, а Инквизитор продолжал хохотать лёжа, не замечая, как ноги бессмысленно топчутся на месте отдельно от него. Торопливо запахнула плащ изменница, но я успел увидеть, что кожа на её бедре отслоилась, и под ней блестит металл.

"Опять вы лжёте!" – хотел сказать я и проснулся.

В каюте занимался рассвет. Ещё недавно мне нравилась эта мягкая постепенно разгорающаяся подсветка, так похожая на свет земного утра. Сейчас я, морщась, встал и переключился на нормальное освещение. Нет, так больше нельзя, надо с этим что-то делать. Взгляд мой упал на меч, лежащий в изголовье. Если бы Айла была здесь… Но, как видно, не судьба. Я взял меч, вышел в гостиную, встал в центре помещения и включил лезвие. Стойка, медленный взмах, стойка, два движения и снова стойка. От простого к сложному, от медленного к быстрому, как от края к центру и от центра к краю. Ровное гудение синего пламени и правильные, чистые шипящие звуки во время взмахов

действовали успокаивающе. И как я до сих пор не вспомнил об этом способе? Первое время, держа в руках включённый меч, я немного нервничал, да что там "немного", очень сильно. Огненное лезвие с лёгкостью режет почти любое вещество, отхватить себе конечность или обстругать бок – как нечего делать. Слова призрачной Айлы о том, что упражнения с оружием приводят в порядок мысли и чувства, я воспринимал тогда как одну из древних догм, применимую не всегда и не ко всем, не ко мне уж точно. Лишь тогда, когда я научился в любой момент точно чувствовать положение клинка, нервозность постепенно ушла. Осока – не эта, полузнакомая, а моя – говорила, что с этого момента я и в фехтовании изрядно прибавил. Так. А вот в эти мысли углубляться не надо. Для пущей концентрации я закрыл глаза, сосредоточившись только на контроле движения лезвия. Проделал так основные фехтовальные связки, что показывали в прежней жизни Осока и другие, с кем я тренировался. В заключение потренировал развороты и короткие удары вдоль собственного корпуса – довольно опасные для исполнителя, но очень эффективные при "отступлении вперёд". Так же не глядя, выключил лезвие и повесил рукоятку на пояс. Вот. Немного отпустило. Надо, кстати, будет напомнить Осоке, она обещала подумать насчёт тренировок. Возможно, с этого всё и начнётся. А может быть, с чего-то другого. Главное, чтобы обстоятельства дали нам побольше времени на общение.

— Завтрак не помешает? — в проёме двери, соединяющей гостиную и рубку, стояла Падме.

— Да уж, — сказал я.

— Тогда иди, умойся.

— Сейчас, — я подошёл к ней, взял мягко за плечи. — Ты сама-то как?

— Получше, — улыбнулась кузина. — Тем более, теперь. А у тебя был неприятный сон.

— Под утро, — кивнул я. — Причём, сегодня какой-то особенно поганый.

— Расскажешь?

— Попозже, ладно? Я думаю, нам сегодня надо закругляться и лететь сдавать, что нарыли. Вот в полёте и поговорим, всё равно, времени будет хоть отбавляй.

Как ни странно, услышав подробности моего сна, сестра расценила его вполне позитивно.

— Во-первых, — заявила она, — то, что они живы-здоровы, вовсе не значит, что они победили. Сон ясно дал тебе это понять. А во-вторых, скажи мне, не было ли там ещё одной знакомой фигуры?

— Ты имеешь в виду…

— Её. Ведь не было же?

— Нет. Не было.

— Вот видишь! Это говорит о многом. Допустим даже, это не подсказка извне, тогда ты сам подсознательно уверен, что мы справимся, и Осока будет с нами, а не с ними.

— Ещё бы мне сознательно такую уверенность, — вздохнул я.

— Увы, увы. Только законченный дурак абсолютно уверен во всём, умный человек размышляет, следовательно, ему свойственно сомневаться.

— Ты уверена? — прищурился я.

— Абсолютно, а что? — тоном профессиональной блондинки ответила Падме и для большей убедительности похлопала ресницами.

— Не верю, — сдерживая смех, сказал я. — Во-первых, ты забыла перекраситься в белый, а во-вторых, тебя выдают глаза.

— Карие?

— Нет, умные.

— Вот таким ты мне гораздо больше нравишься, — уже без шутовства заявила она.

— Да, что-то я в последние дни совсем раскис…

— Очень хотелось тебя пожалеть, — призналась Падме, обнимая меня, — но потом решила просто не трогать.

Я ткнулся носом и щекой в её пахнущие озоном волосы:

— И правильно, а то ещё хуже было бы.

— Сделать тебе пару бутербродов? Через двадцать три минуты выходим на досвет.

— Не надо. Закончу с торговлей, тогда сразу поужинаем.