Наиль. Маг и попаданец
Шрифт:
Он вздрогнул от хриплого голоса незнакомца. «Что? Вот наглость».
— Пожалуйста.
«Пожалуйста? Вежливый, надо же», — Наиль растерялся.
— Когда нервничаю, всегда так — не слушается.
«Кто не слушается? Зажигалка?» Наиль невольно посмотрел на металлический плоский цилиндр. Подумал секунду, а потом осторожно взял из нервных пальцев и неловко крутанул колесико. Огонек тут же радостно вспыхнул сине-желтым, заметался от сквозняка.
— Вот и славно, — улыбнулся незнакомец и, наклонившись, прикурил тонкую сигарету.
Наиль удивлялся. Удивил сам незнакомец: он оказался
— Извини, что дымлю. Я бросил давно, только когда сильно нервничаю... — сказал незнакомец, прислонившись к стене и пуская дым в сторону. — А тут вон оно как, — непонятно пояснил он. — И сигарет больше нет. Последняя, — и замолчал. Молча курил и длинно выдыхал. Дым поднимался к потолку и утекал в темноту, затянутый потоком вентиляции.
Наиль тоже молчал и щелкал зажигалкой, огонек послушно вспыхивал каждый раз. Он просто ждал, когда студент докурит и уйдет. Дым утекал, и утекали куда-то в темноту его обида и злость. Напряжение понемногу отпускало, и Наиль понял, что от окна дует и он продрог.
— Я тебя помню, — вдруг сказал студент. — Концерт в честь юбилея школы, — Наиль скривился: «сколько тех концертов было», — скукотища смертная, ничего нового, заезженные поздравления, стандартные хороводы, оркестр с трубами. Я бы ушел, если б не работа. — Сделал паузу, но не дождался вопроса про работу и продолжил: — И тут вы – джигиты, резкие, быстрые, задорные, глаза горят, белозубые улыбки сверкают, сабли тоже сверкают — вжих-вжих, как фейерверк. — Студент замолчал, примял остаток сигареты о пустую пачку.
Наиль вздохнул: да, на фейерверк похоже: яркие вспышки мимолетного счастья. Именно так и осталось в памяти вспышками, как росчерки молний в грозовой туче. Танец с саблями. Именно этот танец наконец-то сделал его своим в группе парней. Тяжелый клинок, резкие и рискованные движения: опасность покалечить соседа была велика, нельзя ошибиться. Нельзя было выходить на сцену со страхом в сердце. Только вперед, только вверх, на кураже, точно зная, что не подведут пацаны, не подставят. И не подвели.
И самый пик — танцевальный «поединок»: вдвоем с Арсланом против «всех». Клинки пролетают в сантиметре от кожи— вжих! — свист ветра. Прыжок вверх над лезвием, потом сразу вниз, прогнувшись почти до земли, и клинок мелькает перед тобой размытым кругом. Прыжком вскинуться вверх, подкинуть саблю и спиной назад. Поймают? Удержат? Поймали. Удержали. Подкинули вверх, выше головы. Оттолкнуться от спины Арса и метнуться ногами вверх, сделав «ножницы». Падая, поймать плечо друга, гася скорость. Поймать саблю, крутануть «вертушку». Поймать удар чужой сабли на свой клинок, закрутить, отбить еще два удара. Кинуть саблю другу, метнуть тело вперед, проехать на спине под крутящимися клинками «врагов», поймать свою саблю и отбить еще удар. Асса! Вспышки счастья.
Только оно было недолгим. Закончилось всё нелепым фингалом под глазом, мамиными длинными тирадами на тему «как можно подвергать детей такому риску?» и «куда смотрит педсовет?», сотрясанием воздуха и рук. Кажется, она решила, что «глаз ребенку выбили» на сцене
И вдруг теперь, спустя год, понимает, что это были за слова: «Не уходи. Ты нужен». Нужен? Почему он все это забыл и вспомнил только сейчас? И понял только сейчас.
Нужен.
Наиль вздохнул, выпрямился и расслабленно прислонился к боковому оконному откосу. Лампочка вдруг мигнула и неярко зажглась.
Теперь стало возможным рассмотреть незнакомца. Студент, чуть улыбаясь, разглядывал Наиля, и он занялся тем же самым, почему-то совсем не чувствуя никакого стеснения. Непослушная шапка растрепанных темных волос, тонкие губы в легкой ехидной улыбке. Длинный, нескладный, помятый, производил впечатление хорошего человека и почему-то напоминал большую собаку, сенбернара. Ощущения сбоили и сбивали с толку, ведь в темноте студент казался гораздо старше и скособоченнее, что ли. Впрочем, при свете лампочки тоже было что-то не то, мерещилась эта собака.
Студент пошарил в карманах, достал сложенную вчетверо бумагу, разгладил руками по подоконнику. Наиль узнал листовку. Афиша зазывала на концерт и обещала показать «весь цвет жемчужин области». Здесь, в коллаже, среди прочих коллективов была и фотография группы «Асса» — фото отважных джигитов в мохнатых шапках-папахах.
— Ты был как черная жемчужина, — улыбнулся студент, — черная в россыпи белых. Красиво.
Наиль рассмеялся:
— Черная? Я же светлый, — он дернул себя за прядь волос, — а они наоборот — как вoроны.
В «Асса» было много парней с Кавказа, ну, как же иначе, кавказские танцы. Большинство из них были с черными кудрями, хотя встречались и каштановые, и рыжеватые. И его, Наиля, пепельно-русые волосы на этом фоне казались самыми светлыми.
— Нет, — упрямо мотнул головой студент, — вы же в шапках были. Кожа. Ты был очень загорелый, а они — бледные.
Ах, это. Значит, это тот концерт, последний, в котором он выступил с «Асса». Он тогда вернулся с моря, загорелый и пропитанный солнцем: неожиданная неделя отпуска с мамой по бесплатной путевке. Море среди зимы. Еще один кусочек счастья.
Лампочка вдруг цыкнула и зажглась в полную силу. Где-то стукнула дверь, и коридор наполнился шумом гомонящих детей.
— Ну, это… я пошел, — зачем-то сообщил студент. Положил окурок в пустую пачку, смял коробочку и зачем-то сунул в карман, а не выбросил в урну. Вздохнул, почесал спину и неловко пошел, прихрамывая на правую ногу.
Наиль понял, что студент забыл зажигалку и листовку.
— Оставь себе, — не оборачиваясь и не останавливаясь ответил тот на незаданный вопрос, — подарок.