Накануне Судного дня
Шрифт:
— Совершенно. Все хорошее ушло из этой страны. Разве ты не чувствуешь этого? Жертвоприношения, молитвы, просьбы — все напрасно. Да здесь все просто сгнило.
Кроч явно был расположен к мрачным шуткам.
Уолли внимательно разглядывал панораму, серых стен, коричневато-желтые колонны, плавные изгибы архитектурного стиля, знамена, роботов-садовников, покрытых золотой пленкой солнечного света, похожих на автоматы из плоти и крови, солдат в желтых одеяниях и бронзовых доспехах, охранявших принцессу Керит… Он смотрел и чувствовал, что эта планета навсегда останется чужой для него. Джек родился
Веселый галактический бродяга? Джек Уолли? Он ощутил на боку тонкий меч — это оружие он носил при себе по настоянию Кроча, — и его охватило странное и неожиданное чувство тревожного комфорта. Джек был человеком из мира автоматов, кибернетических устройств, напичканных транзисторами, ядерной энергии, пластика и повседневных межзвездных перелетов. А вот теперь он сжимал поблескивавшую на солнце рукоятку меча, чувствовал рядом плечо надежного друга, видел дворец и принцессу, которых надо было охранять… И все же и ему тоже суждено было состариться!
Состарился Джек уже или нет, но в горле у него чертовски пересохло, и два товарища решили укрыться от палящего солнца в уютной харчевне, расположенной на первом этаже ближайшего ко Дворцу огромного пятидесятиэтажного небоскреба, окруженного ухоженными газонами и аккуратно подстриженными деревьями.
— Они не делали высоких зданий в непосредственной близости от дворца Порденфорса, — сказал Кроч, торопливо подходя к столу и стуча по нему оставленной там кружкой.
— Кто они?
— Великаны, которые построили этот город. Впрочем, я не знаю. Эй! Человек! Золотистого и рубинового фирейского для двух пересохших глоток!
Когда мир твой рушится, забываешь о второстепенном. Что пользы в точном знании истории, если даже на выпивку может не остаться времени?
Через час Уолли заявил:
— Теперь я нанесу визит принцессе Керит.
Кроч внимательно посмотрел на него поверх края своей кружки.
— Ты не можешь этого сделать! К тому же она сама скоро пришлет за нами, как только ты окончательно поправишься. Никто не имеет права являться к принцессе без приглашения.
— Мне не надо, — сказал Уолли, вставая и хватаясь за край стола, — не надо никакого приглашения. Мы же старые друзья.
— Ты что, все-таки решил превратиться в безмозглый бачок с помоями, а, Джек?
Достоинство Уолли было глубоко задето. Уязвленный в самое сердце, он произнес скорбным тоном:
— Ах, Кроч, Кроч, старый ты пьяница! Выходит, теперь и ты отвернулся от меня? Что за ж-жизнь такая… Все против меня!
— Сядь, выпей еще и заткнись! — Кроч вытянул вперед свою длинную руку. — Все равно ты через пару шагов завалишься.
Уолли попытался грациозно отклониться, в результате чего поскользнулся и с размаху наскочил на соседний стол, находившийся в десяти ярдах. Однако ему все же удалось увернуться от руки Кроча.
— Я желаю нанести дружек… дру-жеский визит принцессе! Имею п-право!
Кроч вздохнул, залпом осушил свою кружку и поднялся из-за стола, мрачный, как грозовая туча. Но Уолли уже успел выскочить за дверь и теперь нетвердой походкой двигался в сторону
Джек остановился, чтобы похлопать оранжевого робота-садовника по щитку.
— И каково тебе, приятель, работать в этот светлый и радостный день?
Садовник защелкал какими-то шестеренками и ударил Уолли граблями по лодыжкам. Удивленно вздернув плечи и грозя роботу пальцем, тот отпрянул назад.
— Ах ты, безобразник! Вот сейчас как выпущу все масло из твоего механизма!
Он зашел за группу бледно-зеленых кудрявых деревьев, и Кроч потерял его из виду. Нетвердой походкой Джек проковылял по вымощенной гравием дорожке, с замечательной ловкостью и изяществом перелез через стену, однако по какой-то непонятной причине вдруг обнаружил себя распластанным на спине с противоположной стороны и уставился на ближайшее окно Дворца. Солнечный луч, отраженный от оконного стекла, заставил его заморгать. Глаза сыграли с ним шутку. Прямо перед собой он видел все совершенно отчетливо, но края поля зрения расплывались так, что ему казалось, будто он смотрит в туннель, из глубины которого исходит свет. Это была всего лишь игра света, разумеется…
Джек Уолли, галактический бродяга, овладел керимским языком в совершенстве, и он мог говорить на нем безо всякого акцента. Внешне он также выглядел абсолютно неотличимо от пограничника-хвостовика. И все же искусство ходьбы с мечом, покачивающимся у бедра, все еще оставалось ему недоступным.
Падать Джек также научился великолепно, что он тут же и проделал. Меч коварно выскользнул из ножен и воткнулся в землю возле его перепутавшихся между собой ног. Джек с трудом засунул его обратно. Куда делось теперь его достоинство? Он почувствовал, что его штаны отчего-то намокли сзади. Обследовав их рукой, он обнаружил грязную воду, согнутое растение и край каменного кувшина. Как же он, собственно говоря, очутился в этом цветочном горшке? Джек попытался встать, но колени уперлись ему в подбородок, и он провалился обратно еще глубже.
Он мог видеть перед собой каменную балюстраду, вымощенную плитками аллею и пеструю изгородь из цветов. На лужайке, которая виднелась сквозь цветочный экран, валялся разобранный на части оранжевый механический садовник, сверкая на солнце выдранными шестеренками и проволочными катушками.
— Я ведь тебя предупреждал, — торжественно произнес Уолли. — Ты не можешь сказать, будто я не предупреждал тебя. И поделом! Ржавая железяка, ты еще имела налг… наглость поднимать на меня свои грабли!
Он погрузился в размышления, продолжая сидеть на прежнем месте и не чувствуя неудобства от сырости. Да и что он мог поделать?
Джарфон из Тривеса, одетый неброско, но изысканно, и с вежливой улыбкой на устах вышел на вымощенный плитками двор. Его сопровождали двое или трое мужчин и пара женщин, — размытое пятно разноцветных одежд, оживленно жестикулирующих рук и сверкающих драгоценностей надвигалось на Уолли. А он сидел и думал.
Джарфон из Тривеса заговорил на великолепном керимском:
— Как мило с вашей стороны заняться ремонтом садовников. На моей памяти никто уже не умел управляться с ними. Это все, что осталось от древней эпохи механизмов.