Накануне
Шрифт:
– Я всё же хотел бы увидеть вначале договор и получить финансовые гарантии. – Осторожно замечаю я.
– Да, неплохо бы было встретиться нам втроём: я, вы и Майер, сразу бы и контракт подписали. Правда меня не пускают в САСШ, вас – в Мексику. Послушайте, Григорий Васильевич, а почему бы нам не собраться на Кубе? Что скажете?
Сильные олины руки больно сдавливают мне плечо.
– Ну я не знаю… – Морщусь я.
– У вас когда показ во Флориде? Через две недели, так?
– Откуда вы…
– У меня всюду есть глаза и уши, – Троцкий и заразительно смеётся. – как раз это время из форта Лодердэйл на Кубу отходит пароход "Объединённой фруктовой компании", поездка для
– От поездки по морю мы, пожалуй, не откажемся…
– Вот и отлично! Мой человек свяжется с вами в Майами. – "Демон" бросает трубку.
По шее за шиворот пробежала струйка холодного пота.
– Молодец. – Оля отпускает моё плечо.
– Что это вообще было? – Вопросительно гляжу на подругу.
– Думаю, – шепчет она мне на ухо. – что Троцкому таким образом деньги переводят американские капиталисты: состряпают дешёвую поделку за две копейки и положат на полку, а сами предъявят в налоговую убытков на миллион. Если тупо перевести крупную сумму вождю Четвёртого Интернационала, то это плохо для репутации дарителя и налоги сполна платить в казну, а так – просто неудачный коммерческий проект, ну с кем не бывает, и налоговые льготы полагаются.
– А Александров с Орловой здесь причём?
– Идеалогическая диверсия, представь заголовки: "Секс-символ Советов и придворный режиссёр сбежали на Запад"! – Близость подруги и её горячее дыхание вместо ужаса вызывают у меня другие чувства.
– Вот вы где прячетесь! – В двери появляется злое лицо Эйтингона. – Делом надо заниматься! Быстро в зал, Северский с женой пришёл!
Сижу в Генконсульстве, в своей узкой комнатке под крышей (Эйтингон перевёл меня с недавних пор на казарменное положение) и рассматриваю фотографии японской шифровальной машинки "Красная". Оля с шефом на переговорах по Бебо с Москвой, судя по всему, сегодняшний звонок Троцкого спутал им все планы.
"Серьёзный аппарат: на металлическом поддоне две печатные машинки… Стоп, те же самые, IBM Model 1, что я прикупил здесь два года назад. Выходит не один я на них глаз положил. Две наборные панели с перемычками, три блока шаговых искателей с аккуратно распаянными разноцветными проводами. Чёрт, не видно шильдиков"…
Быстро перелистываю толстенный "талмуд".
"Так и есть, "бил ов матириалз" составлен со всем тщанием, кроме того многостраничная принципиальная схема и ещё вдобавок таблица распайки проводов (рядом с иероглифами перевод на английском). Спасибо, конечно господин Фридман, но думаю мы бы справились и без неё. "Красную" японцы будут юзать до 1941 года, так что сгодится. "Фиолетовая" уже на подходе, с начала 1938-го начнёт постепенно вытеснять "Красную" на самых ответственных направлениях, а у меня в голове из будущего кроме блок-схемы и нескольких небесполезных подсказок – ничего".
– Тук-тук-тук-ту-ук…
– Войдите. – Быстро накрываю документы газетой.
– Товарищ Чаганов, – дежурный секретчик плотно закрывает за собой дверь. – вам шифровка.
Расписываюсь в формуляре и вскрываю конверт: Москва поздравляет меня с добычей документов по японской шифровальной машинке (понятно что не прямым текстом). "Всё по Покровскому – поощрение непричастных. А вообще, так бы и продолжал с Берией общаться по переписке – приятный во всех отношениях человек, не то что лично и наедине – тут он выражений не выбирает и за матом в карман не полезет… Что дальше?… А-а-а, вот в конце – немедленно выехать в Париж, там в посольстве меня ждут дальнейшие указания. Что так срочно-то? Столько всего незакончено
Собираю документы со стола, надо сдать их в секретный отдел. Не спеша спускаюсь по лестнице, внизу на лестничной клетке стоит доктор Шмелёв.
– Дорогие коллеги, – его шёпот хорошо слышен вокруг. – разрешите мне… ой!
– Да что вы так волнуетесь, Николай Андреевич, – с трудом прячу улыбку. – ваши коллеги завтра будут вам в рот заглядывать и каждое слово ловить когда поймут какое лекарство создано в вашем институте…
– Думаете?
– Уверен, вот только добавлять сейчас не надо… – Спускаюсь на один пролёт, навстречу несётся Оля.
– Уезжаешь? – С трудом переводит дух. – Эйтингон сказал… Я тоже. (Смотрит на часики). Сегодня… через шесть часов.
Круто поворачиваюсь: "Подождут документы, у меня поруга уезжает".
Прага, аэропорт "Рузине".
5 января 1938 года, 17:00.
Бледные до синевы от страшной болтанки в пути пассажиры рейса Париж-Страсбург-Прага с поклажей в руках понуро потянулись к зданию аэровокзала. Юнкерс-52 чехословацкой авикомпании CSA преодолел расстояние в 700 километров между двумя столицами (с одной короткой посадкой для дозаправки в Страсбурге) за шесть часов, опоздав на час. Всему виной была сильная облачность на маршруте. На полпути, уже над Германией один из пилотов пытался связаться с аэропортом Штутгарта (дверь в кокпит отсутствовала как класс, поэтому все шестнадцать пассажиров самолёта получали всю информацию о рейсе в реальном времени), но диспетчер разрешения на посадку не дал – туман накрыл лётное поле. Услышав тогда о возможной посадке на фашистской территории два моих телохранителя, сидящих спереди и сзади от меня по правому борту, встревоженно заёрзали на своих креслах, до и у меня что-то ёкнуло в груди, а рука непроизвольно потянулась к внутреннему карману пиджака, где лежал американский паспорт на имя Дональда Трампа. Но обошлось…
"И за это Чехо-Словакия получила золотую медаль на Всемирной выставке в Париже в прошлом году"?
Передо мной раскинулось двухэтажное здание с плоской крышей, стены которого "украшены" белой кафельной плиткой (как в туалете) и часто истыканы бойницами прямоугольных окон, отмеренных по линейке.
"Всё? Нет, ещё на краю крыши торчит небольшая башня, ну хорошо, с часами (часовая и минутная стрелка почему-то одной длины)… Что в этом красивого"?
Молчаливый таможенник почтительно приложил печать к моему паспорту и я выхожу в зальчик прилёта… и отлёта, отделанный с той же пышностью как и фасад.
– Ладя! – Мне на шею бросается миловидная женщина лет тридцати в драповом пальто с чернобуркой на плечах.
"Обозналась? Не думаю".
Мои телохранители с выражением видимого облегчения на лице проходят мимо и не оборачиваясь спешат на выход. Женщина что-то говорит по-чешски а я не могу понять ни слова, но непостижимым образом смысл сказанного доходит: "Как хорошо, Ладислав, что ты приехал мы все тебя очень ждали".
– Ну с моей женой Ольгой Антоновной вы, товарищ Чаганов, уже познакомились… – невысокий лысоватый мужчина лет сорока в строгом тёмном костюме поднимается из-за стола и с удивлением смотрит на раскрасневшуюся супругу. – а меня зовут Михаил Михайлович Адамович, я – помощник резидента.