Накануне
Шрифт:
– Мария Александровна, – в глазах Чернякова заиграла хитринка. – вы же теперь не заняты?
– У конструктора не бывает свободного времени, – отворачивается к окну Победоносцева. – он постоянно думает о работе.
– Я же тоже о работе… – студент скашивает глаз в мою сторону.
– Умник, ты что опять о ламинарном крыле? – Хохотнула, сидящая у противоположного окна, Сибиркина.
– И что смешного? – Обиженно встрепенулся Наум. – Я если хочешь знать в прошлом году практику в ЦАГИ проходил в теоретическом отделе у Леонида Ивановича Седова… Ламинарное крыло никакая не фантазия,
– В теории может быть всё и правильно, – сузила глазки Люда, тоже поглядывая на меня. – только мы живём в нелинеаризованном мире… А если провалит крыло испытания в трубе, что будешь делать, с практикой спорить?
– Да и вообще, Наум, – не выдерживает Победоносцева. – ты подумай, там же высокая точность изготовления нужна чтобы не нарушить тонкий пограничный слой, а наши лётчики и авиамеханики по не – сапогами чтобы в кабину попасть.
– Не по консоли же, Мария Александровна, они будут ходить, а по корню крыла! Корень никто и не собирается делать с ламинарным профилем – он толстый в нём шасси и пулемёт. Да бессмысленно это – корень в зоне действия винта и как не старайся поток будет вихревым. Консоли будут отъёмными, так? Вот и попробовать на них ламинарный профиль, а для страховки первым испытать консоль с обычным.
Поворачиваюсь к водителю и сержанту, те потихоньку корчат друг другу дурацкие рожи.
"Впору и мне"…
– Ну не знаю, – хмурится Победоносцева. – второй раз продувку мы быстро можем и не получить. Да ещё конструировать, изготавливать испытывать – двойная работа… людей мало и сроки поджимают.
– Если б хоть на какой-то прототип можно было взглянуть, – мстительно поддакивает Люда. – а так… этим в ЦАГИ пусть занимаются.
"Затюкала парня женская команда, того и гляди сбежит в ЦАГИ".
– А как определить что крыло ламинарное? – Переключаю внимание женсовета на себя.
– По падению лобового сопротивления. – Быстро отвечает Сибиркина.
"И как его измерить"?
– По отрицательному градиенту давления на профиле крыла. – Не отстаёт от неё Черняков, все с интересом смотрят на меня.
– То есть, если облепить датчиками давления крыло, – раздумчиво начинаю я. – а затем в полёте снять их показания…
– Нужно в каждую такую точку на крыле подводить измерительную трубку… – вклинивается в паузу Победоносцева. – а другой её конец к манометрам тянуть в фюзеляж…
– … сейчас существуют маленькие пьезокерамические датчики, их можно приклеивать на поверхность, показания дают в виде электрического сигнала…
– Можно на любое крыло любого самолёта… – встревает Наум. – надеть своего рода тонкий деревянный нарукавник, выполненный по ламинарному закону, в нём поместить ваши датчики…
– Отличная мысль, – заключаю я. – можно испытывать разные профили без готового крыла, на любом самолёте и в реальных условиях полёта, а не в трубе. Что на это скажете, Мария Александровна?
– Скажу в нерабочее время… – улыбается Победоносцева.
– Так у конструктора нет такого?
– А вы с Наумом – не конструкторы! – Её последние слова тонут во всеобщем смехе.
"Смех
– Вот, товарищ Черняков, это наш вычислительный центр. – Открываю дверь просторный зал вновь построенного здания.
Некоторые из моих сотрудников не понимают меня: "Вы же, Алексей Сергеевич, заместитель наркома, под вашим руководством в СКБ работают сотни людей, вы не изобретательством должны заниматься, не вникать в особенности конструкции какого-нибудь механизма, а правильно организовать труд подчинённых инженеров и учёных и следить за сроками исполнения порученных им работ".
"Есть свои резоны в такой точке зрения, поэтому в последнее время ко мне на работу поступило много талантливых организаторов, но я считаю, что СКБ не пошивочная мастерская, а научное учреждение. Во главе его должен стоять не администратор, а учёный и в какой-то степени педагог: его задача создавать научные коллективы, способные самостоятельно решать большие задачи, а не надсмотрщик с палкой. Поэтому я буду продолжать лично встречаться с многочисленными посетителями бюро для поисках талантливых специалистов для себя и помощи в решении проблем другими".
С гордостью гляжу на шесть монтажных шкафов до боли знакомой формы, в которые заключена Релейная Вычислительная Машина последней конструкции. Три первые стойки были получены из Ленинграда и ни чем не отличаются от РВМ-1, которые как пирожки печёт опытный завод при физтехе, а три других – наш продукт, приносящий в машину новое качество: математический сопроцессор с выделенной памятью. Рядом со шкафами – столик оператора с устройством ввода вывод на базе пишущей машинки "Консул", в которой совсем не узнать айбиэмовский прототип, купленный мной в Нью-Йорке.
"Консулы" для РВМ уже год производят в Рязани на заводе счётных машин, хотя основная их масса в скором времени пойдёт на завод имени Козицкого, где всё готово к выпуску шифровальных машин М-1000, разработанных по мотивам германской "Энигмы", только не с тремя роторами, а с пятью на выбор из восьми доступных и вращающимся рефлектором. М-1000 будет использоваться для связи уровня полк – дивизия – корпус – армия, на больших надводных кораблях и, возможно, на бомберах не существующей пока Авиации дальнего действия. Абсолютно криптостойкие "БеБо" и "Айфон" – для генштаба – военный округ и правительственной связи.
Рядом с вычислительной машиной скромно приютился небольшой дубовый стол с тостыми ножками – первый отечественный графопостроитель: два небольших координатных электрических шаговых двигателя спрятаны под столешницей, снаружи – приводные ремни, чернильная капельница с релейным управлением и миллиметровка пришпиленная кнопками.
– Алексей Сергеевич, как кстати что вы зашли, помощь ваша нужна, – к нам поворачивается профессор Бравин из Академии имени Жуковского, высокий поджарый седоватый мужчина с военной выправкой лет сорока в строгом чёрном костюме и молодой виновато улыбающийся оператор в белом халате. – не хочет работать ваш арифмометр.