Наказание Красавицы
Шрифт:
Я глянул украдкой в его сосредоточенное лицо, окруженное облаком сияюще белых волос. Словно почувствовав это, летописец повернул голову и посмотрел на меня — я тут же застенчиво отвел глаза, хотя это мне стоило немалых усилий.
— Тебя хорошо помыли? — осведомился он.
Я с готовностью кивнул и снова припал губами к его туфлям.
— Забирайся на постель, — велел Николас. — Сядь в ногах кровати в том углу, что у стены.
Я был вне себя от радости! Пытаясь себя внутренне утихомирить, я уселся на атласное покрывало, прохладная
Я понял, что мой хозяин раздевается, но не осмелился обернуться к нему. Затем он задул свечи, оставив лишь те, что горели у изголовья кровати, где рядом с подсвечником стояла открытая бутылка вина и два инкрустированных самоцветами кубка.
«Он, должно быть, один из богатейших людей в городке, раз может позволить себе столько света», — думал я, испытывая чисто рабскую гордость за своего живущего с шиком господина. У меня даже мысли уже не возникало, что в своих землях я был наследным принцем.
Николас залез на постель, привалившись спиной к подушкам, и, согнув одну ногу в колене, расслабленно положил на нее руку. Потом, дотянувшись до бутылки, он наполнил оба кубка вином и один передал мне.
Я был немало озадачен. Он что, хотел, чтобы я пил из кубка вино так же, как и он? Я торопливо подхватил бокал и с ним в руках уселся обратно. Теперь я уже совершенно беззастенчиво глядел на господина — он же не запретил мне этого делать. В сиянии свечей красиво вырисовывалось его сухощавое, но крепкое тело с островками белых курчавых волос вокруг сосков и ниже, в районе пупка. Член его был еще не так напряжен, как мой, и мне захотелось это поправить.
— Можешь пить вино, как я, — молвил летописец, словно прочитав мои мысли, и в крайнем изумлении я впервые за полгода стал пить как нормальный человек, испытывая от этого даже некоторую неловкость. Отвыкнув, я глотнул слишком много и вынужден был перевести дух. Однако успел оценить прекрасное, хорошо выдержанное бургундское вино, какого, на моей памяти, мне еще пробовать не доводилось.
— Тристан, — обратился ко мне господин.
Я посмотрел прямо ему в глаза и медленно опустил кубок.
— Сейчас мы с тобой поговорим, — сказал Николас. — Будешь отвечать на мои вопросы.
Окончательно сраженный, я тихо ответил:
— Да, господин.
— Скажи, ты ненавидел меня вчера, когда я отправил тебя на порку на поворотном круге?
Его вопрос поверг меня в шок.
Николас отпил еще вина, не отрывая от меня глаз. Внезапно мне почудилось в нем что-то зловещее, хотя я не догадывался пока почему.
— Нет, господин, — тихо пробормотал я.
— Громче, мне тебя не слышно.
— Нет, господин. — Я покраснел так, как никогда прежде. Мне не было надобности вспоминать давешнее верчение — я и так мысленно все время к нему возвращался.
— Можешь вместо «господина» обращаться ко мне «сэр», — предложил
— Нет, сэр. — Я зарделся пуще прежнего.
— Ненавидел ли ты меня, когда я запряг тебя вместе с другими «коньками» и заставил тащить экипаж к моему загородному поместью? Я не имею в виду нынешнюю прогулку, когда тебя успели уже хорошенько объездить. Я разумею вчерашний день, когда ты с таким ужасом взирал на упряжь.
— Нет, сэр, — уперся я.
— Ладно. А что тогда ты испытал, когда с тобой все это проделали?
Я был настолько ошарашен, что не нашелся сразу с ответом.
— Чего я добивался сегодня от тебя, когда привязал позади пары «коньков», когда заткнул тебе и рот, и анус и заставил трусить босиком?
— Полного смирения, — ответил я пересохшим от испуга ртом, совершенно не своим голосом.
— Ну… а если поточнее?
— Чтобы я… чтобы я шагал бодрее. И хотели провести меня в таком виде по городку. — Задрожав, я непроизвольно придержал кубок другой рукой, боясь выдать волнение.
— В каком виде?
— В упряжи, с удилами…
— И?..
— Босым и насаженным на фаллос. — Я нервно сглотнул, но глаз не отвел.
— И чего хочу я от тебя сейчас?
Я мгновение подумал.
— Не знаю… Чтобы я отвечал на ваши вопросы?
— Вот именно. Итак, ты станешь отвечать как можно полнее на все мои вопросы, — размеренно произнес господин, чуть приподняв брови, — глубоко и обстоятельно, не упуская ни малейших деталей, ничего не утаивая — и без лишних уговоров. Будешь давать мне максимально пространные ответы — фактически будешь говорить до тех пор, пока я не задам тебе следующий вопрос.
Николас снова потянулся за бутылкой и долил мне вина.
— И прихлебывай вина, когда захочешь. Оно и впрямь превосходно.
— Спасибо, сэр, — пробормотал я, глядя на кубок.
— Вот так уже лучше! — оценил он мой ответ. — Итак, начнем еще раз. Когда ты первый раз увидел человеческую упряжку и понял, что тебя заставят в нее впрячься — что тогда промелькнуло в твоем мозгу? Позволь мне напомнить: у тебя в заду был здоровенный фаллос с приделанным к нему настоящим конским хвостом. Затем тебя взнуздали, обули в сапоги с подковами… Я вижу, ты покраснел. О чем ты тогда подумал?
— Что я этого не вынесу… — быстро ответил я дрожащим голосом, боясь помедлить с ответом. — Что меня не смогут заставить это сделать. Что я… Что почему-то у меня все равно ничего не получится. Что меня не могут погонять хлыстом и заставлять тащить эту коляску. И что этот конский хвост — жуткое, просто убийственное украшение, сущий позор. — Лицо у меня пылало. Я глотнул вина, и поскольку господин хранил молчание, это означало, что он не удовлетворен ответом и мне следует продолжать. — Я подумал: хорошо, что сбрую затянули покрепче и я не смогу вырваться.