Наказаны любовью
Шрифт:
— Мы не ругаемся. Что ты? — Роберто вытащил руку и приобнял дочь. — Просто я действительно рад, честно, что Палома решила вылечиться.
Палома молчала, ей не хотелось вмешиваться в их разговор. Доля иронии в голосе Роберто была оправдана с его стороны. Он не заставлял ее пить, ничего не делал, чтобы она пристрастилась к этой пагубной привычке, но и не делал ничего другого, чтобы помочь ей выжить в этом мире, где она осталась одна со своими мыслями, предоставив ее самой себе.
— Папа, — Виктория посмотрела на отца и на мать, — может хватит, — она решилась.
—
— Хватит изображать семейную пару. Остановитесь, пока кто-нибудь из вас не погубил другого.
— Виктория, — Роберто повернул дочь к себя, взяв ее за плечи, — успокойся. Все будет хорошо.
— Когда, папа? — она устало прислонилась к нему, Роберто обнял дочь, взглянув на Палому.
— Виктория, — Роберто заставил ее посмотреть на себя, — жизнь очень непроста.
— Я знаю, ты постоянно мне об этом твердишь. Ты просишь, чтобы я не влюблялась, но это невозможно, невозможно всю жизнь прятаться и бояться.
— Ты права, — согласился Роберто, — абсолютна права. Прятаться всю жизнь не получится. Только есть моменты, которых все-таки следует избегать.
— Ты о чем? Ты постоянно говоришь какими-то загадками. Хватит, я не маленькая. Сколько можно так себя вести? Вы предполагаете, что если вы вместе, то мне от этого хорошо? — она вырвалась из его объятий. — Нет. Мне будет хорошо, когда вы станете счастливыми. Пусть по отдельности, но счастливыми, чтобы радость наполнила вашу жизнь. А это, — она развела руки в сторону, — это не жизнь, вы избегаете друг друга. Ты, — она осеклась, — постоянно на работе, — она чуть было не сказала, что проводит время в свое удовольствие, но вовремя остановилась, — а мама, утешает свою боль и отчаяние в бокале. Вы думаете, что таким образом вы делаете лучше для меня? Ошибаетесь, — она сталась говорить медленно, чтобы не разговор не перешел в очередной скандал.
Роберто и Палома молчали.
— Вам даже нечего мне сказать, — Виктория покачала головой. — Так к чему тогда ваш брак? Разведитесь и попробуйте стать счастливыми, это единственное, о чем я вас прошу, — она хотела выйти из комнаты, но остановилась у двери, — я вас очень люблю, но если так будет продолжаться, то когда-нибудь просто возненавижу, — Виктория вышла и закрыла дверь.
В коридоре стоял Мануэль, она поняла, что он слышал их разговор, так как отец не закрыл дверь, когда зашел в спальню к жене.
— Извините, что стали свидетелем этого, — она не могла даже дать определения этому разговору.
— Все в порядке, сеньорита, — Мануэль подошел к девушке. — Порой взрослые ведут себя так, что вам непонятно. Вы переживаете, это естественно. Ваша мама хорошо реагирует на курс лечения. Может быть все и измениться.
— Хотелось бы вам поверить, — она покачала головой и направилась к лестнице, — Мануэль, ничего не говорите бабушке о том, что видели. Она против всего этого, но я думаю, что это единственный выход. Так просто больше не может продолжаться.
Мануэль задумчиво смотрел ей в след.
Роберто смотрел на Палому.
— Ну и как быть? — Палома первая нарушила возникшую тишину.
Роберто
— Почему Виктория просит нас о разводе? Что произошло такого, что побудило ее выдвинуть нам такой ультиматум? — Палома пыталась понять.
Роберто покачал головой. Он пока не знал, как ему быть. С одной стороны он оберегал Викторию, с другой стороны начинал ее терять. Ему стало очень неприятно от этого.
— Я тебе говорила, что когда-нибудь все выйдет наружу.
— Перестань. Ты вообще ничего не говорила. Ты просто молчала. Тебе был важен брак. Мое имя. Ты его получила, только что ты с ним сделала?
— А не поздно ли ты мне задаешь этот вопрос?
— Видимо курс явно идет тебе на пользу, ты наконец-то решилась постоять за себя, — Роберто направился к выходу, — лечись, а там посмотрим, как быть. Виктория ничего не должна знать.
— Боюсь, что ты потеряешь то единственное, что обрел, — крикнула ему в след Палома.
Роберто вышел, не замечая Мануэля, направился вниз. У него все начало валится из рук. Палома была права в одном, он действительно мог потерять дочь. А это единственное, что еще держало его в этом мире. Когда он увидел ее глазки, когда взял ее на руки в первый раз, понял, что ради нее стоит жить, чтобы оберегать ее от всех напастей. Сейчас же она выдвинула такое условие, что ему сложно с ним смириться, хотя для него самого этот вопрос решен давным-давно, наказывая Рамону, он сам превратился в жертву. Роберто подошел к бару и налил себе виски. Облокотившись рукой о стойку, сделал глоток виски. Оно обжигающим теплом напоминало о недавнем разговоре, не выходящем из головы. Он смотрел на дно стакана сквозь янтарную жидкость. Почему в жизни все так получается, вроде бы начинаешь идти своей дорогой, где все определено, ясно, а потом раз и в одно мгновение — все рушится, рушится из-за того, что появляется кто-то или что-то, что невозможно изменить, отказаться. Она сделал еще один глоток. Кристина. Как же теперь быть? Виктория?
— Что-то ты рано начинаешь день со спиртного, — Рамона подошла со спины.
Роберто чуть повернул голову в ее сторону, посмотрел и опять отвернулся.
— Да, что происходит в нашем доме, — Рамона села на диван. — Может тебе тоже следует пройти курс лечения? Только вот от чего, — она помолчала и добавила, — может лучше сказать — от кого.
Роберто хмыкнул, сделал ее глоток.
— Ты неисправима, — он налил себе еще виски, — повернулся к матери, задумчиво смотря на бокал. — Столько лет, а ты все не можешь смириться.
— Никогда, — Рамона выпрямилась на диване, превратившись в струну, — никогда она не войдет в наш дом.
— Ты даже для этого наняла медиков, чтобы они наконец-то привели в чувство мою жену, — он присел напротив, — ты знаешь, она возможно даже избавиться от своей привычки, только у меня к тебе один вопрос — для чего?
— Она твоя жена, она ею и останется.
Роберто отпил из бокала виски, посмотрев на Рамону, покачал головой.
— Быть женой и являться ею — две разные вещи, — он встал и направился к выходу.