Наказать и дать умереть
Шрифт:
– А ты и Чурбан?
– Что?
– Где вы живете?
– Спим в машине – так повелось. Чурбан – отличный блюзовый барабанщик, он никогда не наживался на этих турне, и ему плевать, что думают другие. Я ничего не беру за свою игру, Чурбану отстегиваю его процент, конечно.
Чурбана, собственно, звали Рогер Блумгрен. Он был коренастый и маленького роста, за что и получил свое прозвище, и специализировался на блюзе и рокабилли.
– И где сейчас Чурбан? – спросил я.
– Не знаю, – пожал плечами Кристер. – Мы закончили дела с полицией и теперь
– Что же все-таки случилось в пятницу? – допытывался я. – Ты знаешь девушку, что была в постели с Санделлем?
– Нет, я не видел ее. Я приехал забрать Санделля на концерт и понял, что играть он не может. Он уронил губную гармошку, а потом взял гитару задом наперед и вылил в себя полбутылки вина.
– Но где он мог ее встретить?
– Понятия не имею. – Кристер пожал плечами. – Позволь мне взять еще пива, тогда я продолжу.
– Нет, сегодня плачу я.
Приятно оказаться в теплом помещении, пусть даже на то короткое время, какое понадобилось бармену, чтобы нацедить бокал.
Кристер Юнсон снова закурил, сделал три хороших глотка и только потом продолжил:
– Ты ведь знаешь, каков он. Падок на женщин. «Прекрасных дам», – передразнил Кристер, подражая манере Санделля выражаться высоким слогом.
– Но женщины сами к нему липнут.
– Санделль много говорил о мадам, с которой ты был в пятницу. О том, что она слишком хороша для тебя и он просто обязан заняться ею.
– Вот как! – Мне стало не по себе оттого, что Ульрика Пальмгрен фигурировала в этой истории.
– Могу я открыть тебе секрет? – спросил Кристер тоном, не предполагающим возражений. – Все это пустое.
– Что пустое? – не понял я.
– Он ни на что не способен. Он не боец на этом фронте.
– Не боец на этом фронте? – переспросил я.
– Именно. И за это я, пожалуй, больше всего зол на Санделля. Я много с кем ездил – и с ворами, и с убийцами, с гомосексуалистами и педофилами, – но никто не вел себя так, как Санделль. Мы с Чурбаном делаем все: устанавливаем, погружаем и разгружаем, а он сидит с бутылкой вина и двумя-тремя «прекрасными дамами» в гримерной и рассуждает о блюзе, и о поэзии, и о том, какие у них красивые руки, и что он мог бы нарисовать их обнаженными после концерта, у них ведь такие тела. И они, конечно, соглашаются, раздеваются и позволяют писать с них картины, если он того хочет.
– Не взять ли нам чего-нибудь поесть? – перебил я Юнсона. – Здесь готовят превосходную свинину под луковым соусом, если мне не изменяет память.
– Спасибо, с меня достаточно пива, – ответил Кристер. – Оно насыщает. – Некоторое время он молча смотрел на бокал. – И все-таки я их не понимаю.
– Кого? – удивился я.
– Баб, девок. Я знаю, как оно бывает: когда гастролируешь со звездами семидесятых – в зале одни старые перечницы. Приходят, чтобы вспомнить молодость, и даже считают своим долгом одеться как тогда… Позор человечества. Но с Санделлем все иначе. – Он последний раз глотнул
– Что именно? – недоумевал я.
– К нему ходят молодые… Я помогал ему…
– В чем? – снова не понял я.
– Покупал специальные таблетки в Интернете. Он ведь ничего не смыслит в такой штуке, как Интернет. Виагра бесполезна, когда он пьян. Собственно, другие таблетки тоже не действуют. А сходить к врачу ему не позволяет гордость… Тем не менее они приходят к нему за кулисы и сидят у него в гримерной… Я ничего не понимаю.
– Тем не менее…
– Что?
– Он ни на что не способен, говоришь?
– Именно.
– Значит, ты не видел его с той девушкой или с какой-нибудь другой в пятницу? – повторил я.
– Только с той, что была с ним в «Бастарде». Но она напилась и вроде бы поехала домой. Он часто сходится с алкоголичками. Но я понятия не имею, кто она, никогда не видел ее раньше. Кто-то заказал такси для Томми, и в отель он вернулся с компанией, но я не знаю, кто они. Мы с Чурбаном погрузили аппаратуру, отправились в новый район возле гавани, где и заночевали в автомобиле. Мне уже не раз приходилось там спать.
– Звучит уютно.
– В старых «меркабусах» удобные откидные сиденья, – кивнул Кристер и, как всегда без тени иронии, продолжил: – В общем, я не знаю, что она делала с ним в постели.
– Она лежала в одежде.
– Значит, он не пытался даже рисовать ее, иначе была бы голой.
– Он чем-то похож на Билли Уаймана, – заметил я.
– Из «Стоунзов»?
– Говорили, через его постель прошли десятки тысяч женщин, но, если верить мемуарам Кейт Ричардс, Уайман приглашал девушек в номер только для того, чтобы угостить чаем. А потом записывал в блокнот их имена.
– К чему ты клонишь?
– О знаменитостях всегда распускают сплетни. О таких, как Мэджик Джонсон, например, или Уилт Чемберлен. О нем ходит особенно много баек, как я слышал.
– Не знаю, – задумчиво покачал головой Кристер. – Никогда этим не интересовался.
– Возьмешь еще пива? – спросил я.
– Нет, я за рулем, кстати сказать… – Он поднялся.
– На связи, – напутствовал я его.
– Конечно.
Кристер Юнсон закурил новую сигарету и направился к пешеходной улице, откуда повернул направо, чтобы взять автомобиль. Я же зашел во внутренний зал «Бычка» и заказал порцию мяса под луковым соусом и большой бокал крепкого пива.
Со времен моей молодости это место почти не изменилось. Разве что мебель выглядела не такой новой.
Глава 6
Мальмё, октябрь
Меня разбудил звонок мобильника. Точнее, гудок – мой телефон имитирует звук старого автомобильного рожка. Можно выбрать какой угодно сигнал: собачий лай, автомобильный рожок или стук мяча – это одна из последних технических новинок.
Во рту ощущался неприятный привкус, а язык словно покрыли бетоном. Похоже, вчера в «Бычке» я перебрал пива. Номер на дисплее не идентифицировался.