Наказать и дать умереть
Шрифт:
Оба мы растерялись при встрече, не знали, что уместнее: обняться или приветствовать друг друга детским поцелуем в щечку, казавшимся еще более странным в такой ситуации.
Во всяком случае, для нее.
Она нервничала, делано смеялась.
Наконец взяла меня под локоть, и мы отправились в «Бастард».
Теплый пряный аромат ударил в нос, лишь только мы открыли дверь. И первым, кого я увидел, был Томми Санделль.
Вернее, это он меня заметил и закричал:
– Свенссон! Харри Свенссон! Ты-то как сюда попал? И кто эта очаровательная молодая дама? – Он сидел слева от входа за большим столом, заставленным бокалами
– Ах, Санделль… – в тон ему отозвался я, но он уже утратил ко мне всякий интерес, сосредоточившись на моей спутнице.
– Кто эта очаровательная дама? – допытывался Томми Санделль, целуя Ульрике руку. – О, как я люблю женские ручки! Чем был бы этот мир без них?
Ульрика казалась польщенной.
На Санделле красовалась шляпа с широкими полями, потертые джинсы, ботинки, выглядевшие как дешевая копия лучшего бренда, и просторная белая блуза, расстегнутая почти до пупа. Его обычный прикид, дополненный на этот раз темными очками, которые съехали на самый кончик носа и в любой момент грозили соскользнуть.
– Какими судьбами в нашей деревне? – верещал Томми.
Он старался подражать сконскому диалекту, но в итоге выглядел совершенным идиотом, в стельку пьяным к тому же.
– Будешь играть? – поинтересовался я.
– Нет, но ты же знаешь, надо подзарядить блюзовые батареи и все прочувствовать для начала, ты знаешь, как это…
– Звучит многообещающе, – кивнул я.
– А сам-то ты, Свенссон… – он кивнул на мой гитарный футляр, – сам-то играешь?
– Н-нет, не сейчас, – замотал головой я.
– Достань ее, – потребовал Томми, – и я буду ласкать ее, как женщину.
– Не сейчас, – настаивал я. – Мы хотим есть.
– Пей, и да изольются на тебя потоки Бахуса, – кивнул он. – А я возьму еще коньяка. Мы еще сыграем блюз, ночь долгая.
Он поковылял к столу и, прежде чем плюхнуться в кресло – под портретом молодого Джонни Кэша [8] с сигарой во рту, – бросил воздушный поцелуй Ульрике. Его подвыпившая спутница держала в руке полный бокал и изо всех сил старалась не расплескать содержимое. Поэтому не отреагировала, когда Санделль положил руку на ее плечо.
8
Джонни Кэш – американский исполнитель в стиле кантри.
– «Да изольются на тебя потоки Бахуса», – повторил я, направляясь к барной стойке. – Откуда это?
Между тем пришло время изучить фирменные предложения «Бастарда». Я нервно листал меню, тыча пальцем в «паштеты» и «рулеты», но вовсе не потому, что проголодался. Скорее, был возбужден. С неменьшей страстностью я перекатывал бы сейчас шарики для пинг-понга.
– Ты действительно играешь на гитаре? – поинтересовалась Ульрика на той разновидности сконского диалекта, которая у меня ассоциировалась с интеллектуальными футбольными звездами и рекламой.
– Нет.
– Тогда почему таскаешь с собой гитару?
– Там не гитара, – кивнул я на футляр.
– А что?
– Узнаешь или нет – зависит от тебя.
– От чего?
– От того, будешь ли ты мне перечить.
– Но ты же знаешь… – рассмеялась она. – Я
В свое время я отослал ей по мейлу список синонимов слова «перечить» и спросил, какой ей ближе: «быть непослушной», «дерзить», «озорничать»… Она назвала последнее.
Наше внимание привлек шум у входа. Администратор Томми Санделля Кристер Юнсон пытался вывести своего подопечного из зала. Я немного знал Кристера Юнсона. Когда-то он играл на бас-гитаре в разных группах, а последние несколько лет организовывал гастроли давно погасших звезд вроде Томми Санделля.
Если Санделль под старость и выглядел, и вел себя как автор-исполнитель, то внешность Юнсона за последние десятки лет ничуть не изменилась. Худощавый, с длинными темными волосами, он напоминал Рода Стюарта или Рона Вуда в молодости, когда «Фейсис» были если не самой успешной, то уж точно самой веселой рок-группой в мире. Кристер Юнсон носил кожаную куртку, черные джинсы, кроссовки и выцветшую футболку с классическим логотипом группы «Доктор Филгуд» [9] – человечком с рожицей-смайликом, в солнечных очках и со шприцем.
9
«Фейсис», «Доктор Филгуд» – британские рок-группы.
Кристер Юнсон, похоже, уже оплатил счет и теперь пытался вытолкнуть Томми Санделля, который стоял в дверях с бутылкой вина в одной руке и бокалом в другой и разевал рот – видимо, пел. Голоса его мы не слышали: публика в зале слишком громко гудела.
Не знаю, чем пригрозил или соблазнил Кристер Томми, но компания в конце концов скрылась из виду. И когда мы с Ульрикой обсуждали ее кольцо в форме бабочки, у входа никого не было.
– Может, пойдем ко мне? – предложила Ульрика. – Это рядом, возле площади Густава.
Я заплатил, мы вышли и молча направились в сторону площади Густава Адольфа. Она взяла меня под руку.
Ульрика Пальмгрен жила в большом белом доме. Стиль – быть может, функционализм, я плохо в них разбираюсь. Пять лестничных пролетов – и мы оказались в просторной квартире с выходящими на площадь большими окнами, тремя комнатами и тесной кухонькой, которые по-английски называются «pentry». Мы сняли верхнюю одежду, и хозяйка пригласила меня в гостиную.
– И… что теперь будет?
Она стояла посреди комнаты с распущенными волосами, в темном платье до колен с пояском и в тех же сапогах, что и в Стокгольме.
Я приблизился, положил ей на плечи руки, а потом провел ладонью по спине, до самого низа.
– Это, например…
«Этого» оказалось мало. Она осторожно отвела мою руку, словно не желая тратить время на бестолковые нежности.
– Ты… ты не мог бы… я хочу… чтобы так, как…
– Куда нам спешить? – успокоил я ее.
Впрочем, я и сам не любил долгих прелюдий.
– Подожди здесь, – велела Ульрика и ушла в спальню.
Пока она рылась в платяном шкафу в другой комнате, я рассматривал вставленные в рамочки афиши на стенах.