Наконец-то вместе
Шрифт:
— От души надеюсь, что ты права.
— Я тоже, — вздохнула Триш. — А теперь дай подумать, как можно отвлечь прессу, чтобы ты сумела благополучно сбежать…
Ли покорно замолчала, представляя, как пресс-агент заправляет за ухо черные, доходящие до плеч волосы и медленно накручивает на палец непокорный локон. Когда-то, в более счастливые времена, Ли любила шутить, что в один прекрасный день этот локон так и останется в руке Триш.
— Ну вот, кажется, так будет лучше всего. Сейчас позвоню пресс-секретарю больницы… Джерри-не-помню-как-его-там и заставлю уведомить всех репортеров, которые там ошиваются, что утром тебя выпишут
— Звучит неплохо. И еще одно: сообщи репортерам, что завтра вечером у себя дома я даю пресс-конференцию.
— Шутишь! Неужели у тебя хватит на это сил?
— Нет, но мне необходимы их помощь и содействие. Полицейский уже работает над портретом человека, который нашел меня после аварии. Если он успеет к завтрашнему вечеру, мы раздадим копии. Я также попытаюсь положить конец слухам, которые распространили сегодня две газеты: будто исчезновение Логана — это просто результат супружеской склоки. Нью-йоркская полиция вызвалась активно участвовать в поисках, но подобные заметки только выставляют полицию в смешном свете.
— Понимаю. Можно спросить: как ты выглядишь?
— Неплохо.
— Никаких синяков на лице и тому подобного? Я думаю о камерах.
— Мне необходимо поговорить с прессой — и плевать, как я выгляжу.
Молчание Триш, по-видимому, означало самое резкое несогласие с подобным заявлением, но, почувствовав, что спорить бесполезно, она сдалась:
— Увидимся завтра утром.
Глава 8
Все эти разговоры хоть и утомили Ли, но по крайней мере отвлекали от мыслей о Логане. Однако стоило ей выключить свет и закрыть глаза, как воображение разыгралось с новой силой, изводя ее ужасами, которые могли приключиться с мужем. Перед глазами стояла жуткая картина: Логан, прикрученный к стулу, с заклеенным пластырем ртом, изнемогающий под пытками ее спятившего преследователя… посиневший, с невидящими, затуманенными болью глазами.
Не в силах вынести муки, Ли попыталась черпать силы и надежды в радостях прошлого. Она вспомнила их простую свадьбу в присутствии скучающего мирового судьи. Ли надела лучшее платье и воткнула цветок в волосы. Логан стоял рядом, умудряясь выглядеть элегантным, красивым и самоуверенным, несмотря на поношенный костюм и то обстоятельство, что все их совместное богатство составляло восемьсот долларов.
Бабушка Ли не смогла наскрести денег на билет до Нью-Йорка, а мать Логана так яростно противилась их браку, что ей рассказали обо всем только через день после регистрации. Но несмотря на все это, несмотря на бедность, отсутствие друзей и родных и неясное будущее, оба в тот день были счастливы и бесконечно оптимистичны. Они верили друг в друга. Верили в силу любви. И последующие несколько лет это все, что у них было, — вера друг в друга и огромная любовь.
Образы Логана мелькали в мозгу Ли, как слайды в проекторе… Логан при первой встрече… молодой, слишком тощий, но совершенно неотразимый, практичный и не по годам мудрый. На первое же свидание он повел ее на концерт симфонического оркестра. До этого Ли в жизни не бывала ни на одном концерте и во время паузы захлопала в ладоши, посчитав, что пьеса окончена. Пара, сидевшая впереди, обернулась и смерила Ли пренебрежительными взглядами, что
— Не правда ли, как замечательно, когда мы впервые сталкиваемся с тем, что позже становится нашим увлечением на всю жизнь? Помните, каким счастьем это казалось?
Немолодые уже люди обернулись, и недовольные мины мгновенно сменились улыбками, адресованными Ли.
— Мне вообще не нравилась симфоническая музыка, — признался мужчина. — Но у родителей были сезонные абонементы, и они потащили меня с собой. Честно говоря, я проникся далеко не сразу.
Они вместе провели антракт, и мужчина угостил их шампанским, чтобы отпраздновать первый концерт Ли.
Она вскоре обнаружила, что у Логана был свой метод общения с чванными, спесивыми, высокомерными людьми. Он умел расположить их к себе двумя словами, превращая в своих друзей и почитателей. Мать Логана часто говаривала, что «хорошего воспитания ничем не заменишь», а у Логана этого было в избытке: врожденного безупречного чувства такта и хорошего воспитания.
На второе свидание Логан предложил Ли самой выбрать, куда отправиться. Она решила пойти в малоизвестный вне-бродвейский театр, ставивший пьесу нового молодого драматурга Джейсона Соломона. Весь третий акт Логан благополучно продремал. Ли, как студентка театрального факультета Нью-Йоркского университета, сумела достать пропуск за кулисы.
— Что вы думаете о пьесе? — живо спросил Соломон, когда Ли представилась сама и представила Логана.
— Изумительно! — выпалила Ли отчасти из вежливости, отчасти из всеобъемлющей любви ко всему, имеющему отношение к театру. По правде же говоря, она считала, что если текст превосходен, то игра актеров всего лишь сносная, а освещение и режиссура вообще никуда не годятся.
Довольный Джейсон обратился к Логану, явно напрашиваясь на новые комплименты:
— А как вам понравилось?
— Я не слишком разбираюсь в театре. Это Ли у нас эксперт. Она лучшая студентка театрального факультета в здешнем университете. Будь здесь сегодня моя мать, вы могли бы спросить ее мнение, оно наверняка оказалось бы куда более определенным.
Мгновенно оскорбившись столь откровенным отсутствием энтузиазма, Джейсон вздернул подбородок и пренебрежительно оглядел Логана:
— И вы считаете, что мнение вашей матушки имеет какое-то значение, потому что она… кто? Известный драматург? Театральный критик?
— Нет, но среди ее друзей есть немало влиятельных покровителей искусства.
Ли в то время не знала, что Логан хитро поманил Джейсона весьма тонким намеком на некую возможность получить спонсора. На глазах у Ли драматург хоть и не смягчился окончательно, но вроде бы стал слегка заискивать:
— Приведите свою мать на спектакль. Дайте мне знать, когда придете, и я постараюсь посадить вас в первом ряду.
— Интересно, понравится твоей матери его пьеса? — озадаченно спросила Ли, когда они ушли. Логан, ухмыляясь, обнял ее за плечи. Ли потом долго помнила его первое ласковое прикосновение.
— Думаю, матушка переступила бы порог театра только в том случае, если бы Нью-Йорк был охвачен пожаром, а это здание оказалось единственной надежной защитой.
— В таком случае почему ты дал понять Соломону, что пригласишь ее?