Налегке

Твен Марк

Прошло еще три дня, и я снова прочел письмо. Содержание его продолжало видоизменяться. Вот что мне довелось разобрать теперь:

Напитки подчас пробуждают вина; репа смягчает страсти, необходимо указать причины. Приставайте к несчастной вдове, имущество ее мужа будет аннулировано. Но грязь, купание и т.д. и т.д., употребляемые без меры, выбьют из него дурь - так что не сквернословьте.

Вшпрнга

Хрясь Эвилой

Это уже было ближе. Но я не мог продолжать. Я был слишком измучен. Слово "репа" вселило в меня кратковременную радость и бодрость; но я слишком ослабел, к тому же все это промедление могло бы повести к гибели мальчика, и вот я отказался продолжать свои изыскания и решился поступить так, как, собственно, нужно было поступить с самого начала.

Я сел за стол и написал мистеру Грили следующее письмо:

Дорогой сэр! К сожалению, мне не удалось до конца разобрать Ваше любезное письмо. Мне трудно поверить, сэр, будто бы "репа смягчает страсти", - во всяком случае, изучение репы и наблюдения над нею не способствуют этому, ибо именно подобное занятие и отравило сознание нашего юного друга, одновременно подточив и физические его силы. Если же верно, что репа смягчает страсти, не будете ли Вы так любезны и не сообщите ли, в каком виде ее следует принимать? Должен далее заметить, что Вы утверждаете, будто "необходимо указать причины", а между тем сами их не указываете.

Совершенно неосновательно Вы, по-видимому, приписываете мне корыстные чтобы не сказать больше - мотивы в этом деле. Уверяю Вас, дорогой сэр, что если Вам и показалось, что я "пристаю к вдове", то это чистое недоразумение, которое, я надеюсь, мне удастся аннулировать в Ваших глазах. Я никоим образом не повинен в той роли, которую мне приходится сейчас играть. Она сама просила меня написать Вам. Я не думал приставать к ней, я, если хотите знать, почти и незнаком с ней. Да и вообще не имею обыкновения приставать к людям. Стремлюсь жить себе скромненько, по возможности праведно, никому не причинять вреда, и никогда не позволил бы себе, например, намеков на чужой счет. Что "до ее мужа и его имущества", у меня хватает своего имущества, во всяком случае обойдусь без чужого, - не в моих правилах вынюхивать, где чье имущество "аннулировано". Однако неужели Вам не ясно, что, поскольку женщина эта - вдова, у нее не может быть никакого "мужа"? Он умер или, во всяком случае, прикинулся мертвым на своих похоронах. Поэтому никакие "грязь, купанье и т.д. и т.д." не "выбьют из него дури" - если быть покойником, по-Вашему, "дурь". Заключительное же Ваше замечание столь же невежливо, сколь несправедливо; и если верить слухам, сэр, Вы могли бы применить его к себе с большим успехом и основанием.

Искренне Ваш

Саймон Эриксон

Прошло несколько дней, и мистер Грили сделал то, что ему следовало бы сделать с самого начала. Тогда все эти неприятности, недоразумения, недуги как душевные, так и физические - не имели бы места. Короче говоря, он прислал копию, или, вернее, перевод со своего первого письма, сделанный рукой секретаря, чей почерк оказался вполне вразумительным. Тайна рассеялась, и я убедился, что все это время имел дело с человеком прекрасной души. Повторяю вам окончательный текст письма, в новом, усовершенствованном его разночтении:

(Перевод)

Картофель иногда удается культивировать как ползучее растение; репа сохраняет пассивность; причины указывать незачем. Сообщите вдове, что все усилия ее сына напрасны. Впрочем, с помощью правильной диеты, морских купаний и т.д. и т.д. возможно исцелить его от этого вздора. Итак, не волнуйтесь.

Ваш покорный слуга

Хорэс Грили

Увы, джентльмены, было уже поздно. Да. Преступная халатность сделала свое дело - юного Бизли не стало. Душа его отлетела туда, где не царит тревога, где все желания исполняются, все цели достигаются. Беднягу похоронили, вложив ему по репе в каждую руку.

Так заключил свой рассказ Эриксон, после чего он снова впал в обычное свое состояние, принялся трясти головой, бормотать что-то себе под нос, позабыв об окружающем мире... Все стали расходиться, оставив его в одиночестве... Отчего же он все-таки сошел с ума, так никто и не сказал. Я как-то растерялся и позабыл спросить.

ГЛАВА XXX

Бухта Кеалакекуа.
– Смерть капитана Кука.
– Памятник Куку.
– Как он сделан.
– На шхуне.

В четыре часа пополудни мы завершали наше приятное путешествие, спускаясь

к морю по унылому и пустынному склону горы, образованной застывшей лавой. Лава эта накопилась за много веков. Огненные потоки один за другим скатывались по склонам гор, поднимая остров все выше и выше над морем. Ноздреватая лава полна пещер. Копать колодцы в этой почве бессмысленно: вода бы в ней не удержалась, - не говоря уже о том, что и воды в ней не найти. Таким образом, плантаторы здесь целиком зависят от цистерн.

Последнее извержение лавы происходило так давно, что живых свидетелей его не встретишь и среди стариков. В одном месте лава хлынула на кокосовую рощу и выжгла ее всю; там, где проходили стволы деревьев, в лаве сохранились цилиндрические отверстия, стенки их хранят следы отпечатков древесной коры; на местах, где в огненный ручей попадали деревья, в лаве запечатлелся точный оттиск каждого сучка, веточки, листа, даже самих плодов, - словно для того, чтобы грядущий охотник до курьезов природы мог впоследствии любоваться этими оттисками.

Надо полагать, что во время извержения и тут стояли часовые, но, в отличие от римлян, охранявших Геркуланум и Помпею, канаки не оставили своих отпечатков в лаве. Жаль, конечно - подобные оттиски весьма любопытны, - да что делать - на нет суда нет! Они, верно, ушли со своего поста. Не стали ждать. Каждому - свое, впрочем. Поведение римлян свидетельствует об их храбрости, зато канаки проявили больше здравого смысла.

Вскоре показалась бухта, история которой известна школьникам всего мира, - бухта Кеалакекуа, где капитан Кук, знаменитый мореплаватель, почти сто лет тому назад был убит туземцами. Заходящее солнце пылало над бухтой, шел летний дождь, и две великолепные радуги перекинулись с одного края ее на другой. Два всадника оторвались от нашей группы и ехали впереди, в некотором отдалении от остальных. Вдруг на одном из них на какой-то короткий миг засияла божественным светом одежда - он въехал в радугу! Зачем у капитана Кука, когда он сделал свое великое открытие, не хватило вкуса назвать эту землю Островами Радуги? Очаровательное зрелище, которое мы только что видели, попадается тут на каждом шагу. Это явление обычно для всех островов. Его можно видеть каждый день, а подчас и ночью, причем это совершенно непохоже на нашу серебристую дугу, раз в сто лет появляющуюся в Соединенных Штатах в лунную ночь, - здесь радуга является во всем великолепии ярких и прекрасных тонов, как подобает детищу солнца и дождя. Совсем недавно я сам наблюдал ночную радугу. Кусочки радуги, похожие на разноцветные витражи соборов, - то, что моряки называют "дождевыми собаками", - часто проплывают по небесам в здешних широтах.

Бухта Кеалакекуа представляет собой завиточек, подобный последнему завитку раковины. Она довольно глубоко врезается в берег, и расстояние от одного берега ее до другого кажется не больше мили. По одну сторону бухты, на том ее берегу, где было совершено убийство, - небольшой плоский клочок земли, на котором высится кокосовая роща и стоит несколько полуразвалившихся домиков; крутая стена лавы - в тысячу футов высотой в своей высшей точке и в триста или четыреста в низшей - спускается с горы и служит границей этой равнины. Своим названием - Кеалакекуа - бухта обязана именно этой стене. В переводе это слово означает: "дорога богов". Туземцы говорят (и, несмотря на свое христианское воспитание, до сих пор верят в это), что великий бог Лоно, который некогда жил на склоне горы, всегда пользовался этой дорогой, когда срочные дела, связанные с работой небесной канцелярии, требовали его присутствия на берегу.

Меж тем как багряное солнце смотрело на спокойный океан сквозь высокие гладкие стволы кокосовых пальм, словно краснорожий пьянчужка, выглядывающий из-за решетки городской тюрьмы, я подошел к воде и стал на плоскую скалу, на которой стоял в последний раз капитан Кук, когда роковой удар лишил его жизни. Я пытался представить себе мысленно, как обреченный капитан отбивался от яростной толпы дикарей, как матросы на судне, собравшись у борта, в тревоге и растерянности смотрели на берег, и... и не мог представить себе всего этого.