Налейте бокалы, раздайте патроны!

Зверев Сергей Иванович

Прочитав весточку, Голицын был счастлив, однако ощущал какие-то странные сомнения. Несмотря на пространное и подробное письмо, ему показалось, что Ольга что-то недоговаривает. Но что именно, сказать было нельзя.

Вздохнув, поручик потер виски и взглянул на часы. Времени, чтобы отдохнуть, оставалось немного. А ведь очень скоро он должен быть в хорошей форме и с ясной головой. Достав ладанку, поручик поцеловал ее, не переставая думать об Ольге. Прикоснувшись головой к подушке, Голицын почти сразу уснул.

Глава 6

Через несколько часов

после вышеописанных событий сквозь ночной лес двигался конный отряд. Путь всадников лежал по направлению к линии фронта, находившейся уже рядом. Дорога, идущая через густой лес, была в это время почти невидимой. Кроны высоких деревьев, смыкаясь вверху, создавали коридор, ведущий в беспросветную темноту. Кони шли на удивление тихо — на расстоянии нескольких десятков метров топота почти не было слышно. Размытые силуэты казались привидениями, возникшими из лесной чащи. Однако никакой мистики не было — копыта коней были просто подвязаны тряпьем, а потому не издавали топота. Подобная практика применялась еще с незапамятных времен, когда нужно было бесшумно продвигаться, остерегаясь противника. Не раз подобный прием, несмотря на свою простоту, достигал желанного эффекта, позволяя нападавшим либо подобраться максимально близко к противнику и обрушиться на него, словно снег на голову, либо помогал незаметно миновать вражескую стражу, пробираясь дальше. Именно это сейчас и происходило.

Хоть всадники и были одеты в форму немецких кирасиров, принадлежали они к совсем другой армии. Если бы рядом с ними вдруг оказался сторонний наблюдатель и прислушался к редким фразам, звучавшим из уст конников, то он был бы немало удивлен — немецкая речь здесь и не звучала. Слова произносились шепотом и по-русски. И на самом деле, все военнослужащие, двигающиеся в тумане через ночной лес, были уроженцами страны, занимающей одну шестую часть мирового пространства.

Ближайшей задачей отряда было незаметно миновать немецкие дозоры. Суровые лица, практически невидные в ночи, проплывали одно за другим в сторону небольшого озера, видневшегося впереди, чуть слева от дороги. Над водной гладью этого почти круглого водоема подымался туман. Командовал «кирасирами» юный безусый офицер.

Прапорщик, хоть и был крайне молод, держался уверенно и признаков беспокойства, несмотря на ночную и непростую дорогу, похоже, не испытывал. Кирасирская форма вражеской армии сидела на нем прекрасно. Вообще, было видно, что любую одежду молодой человек привык носить с каким-то особым изяществом.

— Ваше благородие, а как мы с нашими связь держать будем? — обратился к нему унтер-офицер, тоже, как и все, в немецкой форме.

— Через беспроволочный телеграф, — пробасил молоденький «немец».

— Через это, что ли? — кивнул унтер на ящики, которыми была нагружена вьючная лошадь, идущая позади.

— Вот именно, Шестаков, — кивнул собеседник. — Другого, братец ты мой, у нас не припасено.

— Вот ведь как мысль-то вперед шибко идет! — качнул головой унтер. — Разве лет тридцать назад можно было про такое и подумать? Да ни в жисть!

Офицер в ответ лишь пожал плечами.

— Как раньше-то: письмо надо было писать, вестовых каких слать. Пока туда, пока сюда —

сколько времени уходило. А сейчас — разложил этакий вот аппарат, сделал, чего там следует, а письмо твое, глядишь, уже и получили, — продолжал вполголоса рассуждать Шестаков.

Беспроволочный телеграф, о котором шла речь между прапорщиком и унтером, — это радио, весьма помогавшее уже в русско-японскую войну. Во время Первой мировой войны радио использовалось уже шире и часто играло огромную роль в военных действиях.

— Ваше благородие, дозвольте цигарку запалить, — тихо спросил один из «кирасиров». — Курить хочется, мочи нет.

— Я тебе закурю, скула чертова! — свистящим шепотом выругался Шестаков. — Ты что, не понимаешь, что каждый огонек выдать нас теперь может?

Сконфуженный любитель покурить умолк и больше ничем не выдавал своего присутствия.

— Вот ведь, ваше благородие, — говорил, снова подъехав к офицеру, унтер. — Как только хоть один новенький появится, так семь потов с тебя сойдет, пока научишь вот эдакого «героя» уму-разуму. Казалось бы, все объяснишь, разжуешь, ан нет — ему еще и в рот положи.

— На то власть и дана, — лаконично заключил офицер.

— Так-то оно так… — согласился собеседник.

— А ты вспомни себя, унтер, — усмехнулся прапорщик. — Разве ж ты с самого начала таким бывалым воином был? Тоже ведь, наверное, на своих ошибках учился?

— Бывало, ваше благородие. Чего только со мной не случалось. Да вот, кстати…

— Тише! — шикнул офицер.

Все остановились и прислушались к странному шуму, раздавшемуся где-то впереди справа. После минуты напряженного ожидания на дороге показался неясный силуэт. Прапорщик зажег фонарик. Все облегченно вздохнули, увидев дикого кабана, глядевшего на встретившихся ему людей. В свете фонаря сверкнули его маленькие глазки. Через мгновение, недовольно фыркнув, животное резво углубилось в лес.

— Тоже ведь не спит! — насмешливо произнес один из солдат.

— Зато ему через германские кордоны пробираться не надо. Юркнул себе в гущу леса, и поминай как звали.

— Эх, побольше бы времени, так мы бы энтого кабанчика в костре и зажарили. Вот было бы знатно, а ребята?

— Ишь, размечтался. Скоро тебя германцы шпиком да шнапсом угостят, только рот подставляй, — не сдержался, чтобы не позубоскалить, один из «диверсантов» по фамилии Батюк.

На лица всадников падал мертвенно-бледный свет луны, заливавший окрестности. Тени от деревьев ложились на ночную дорогу, делая ее зловещей и таинственной.

Наконец отряд приблизился к линии немецких дозоров. Наступил наиболее ответственный момент начала операции. Вперед выслали унтера Шестакова с одним из солдат, Лепехиным. Они должны были разведать, что же происходит впереди.

Ожидание тянулось долго. В такой ситуации можно было полностью согласиться с известной пословицей, говорящей о том, что «хуже нет, чем ждать и догонять». Тишина нарушалась лишь легким шумом деревьев. Ветерок шелестел высоко в кронах, создавая тихий, убаюкивающий шорох. Хотелось спать. Вдруг над головой послышался шум крыльев, и следом за этим, тяжело ухнув, вперед пролетел какой-то крылатый силуэт.