Наливайко

Ле Иван Леонтьевич

Шаула задумался. То было не колебание, а лишь глубокая и до боли напряженная проверка: что же это творится А за возом, и многотысячной толпе, уже гремело:

— Слава гетману Шауле, слава!..

Толпа своими возгласами уже отняла булаву у Лободы. Не взять ее Шаула теперь уже не мог. И властно взял, словно вырвал из рук Лободы захваченное им сокровище.

5

В покои старого князя Острожского еще никто не заходил в это утро. В замке гостил зять Острожского князь Криштоф Радзивилл,

и его сотни драгунов охраняли покой замка. Воевода не радовался нынешнему приезду зятя. Смута в стране, дыхание войны и крови вокруг вселяли в душу старика страх. Одинаково боялся и казаков Наливайко, и жолнеров Жолкевского, и даже этих драгунов любимого зятя, чья защита пришлась как будто так кстати.

Сам открыл внутренние ставни в комнате и из бокового окна посмотрел на обрывы Горыни, на леса и степи, которые простерлись далеко-далеко на восток. Смотрел — и мерещилось ему: по степям катился гул войны, эхом отдавался в лесах и рвался в небо, чтоб заглохнуть в его просторах.

— К богу взывает народ украинский… — тихо промолвил про себя князь и оглянулся.

Его шепот стоголосо прозвучал в больших покоях. Но в комнате воевода был один, никто не слышал, как простонала его душа. Успокоенный, что никто не слышит его жалобы, князь громче закончил свою мысль:

— К богу взывай, народ украинский! Всевышний сам знает, какому гласу внемлет слух его, и рука всемогущая поднимет меч на непокорного воле божьей. Не нам, смертным, судить дела смертных, понеже и меч попущением божьим очутился в руках раба…

Подошел к дверям, распахнул их и крикнул:

— Гей, кто живой, отзовись! Отца Демьяна ко мне…

Давно уже здесь я, ваша мощь… Господи, да не яростию твоею обличиши меня, ниже гневом твоим…

— Я уже молился, батюшка. Читайте молитвы про себя. Что слыхать в замке? Какие новости из воеводства?..

— В замке, вельможный князь, драгуны его мощи пана Криштофа распоряжаются, да помилует нас провидение божье. Из воеводства не слыхал чего-либо нового. Пан Булыга примчался из Белой вот утром. Казачок от гетмана Жолкевского с Булыгою в Варшаву направляется: должно быть, от него и все новости узнаете, ваша мощь… Еще вчера вечером какую-то женщину или девушку драгуны поймали у задних ворот замка. К вашей мощи добраться хотела.

— Украинка?

— Похоже, украинка, ваша мощь. Из Волынского воеводства, говорит, добралась с важным делом к воеводе.

— Следовало бы расспросить… зачем билась в такую даль по бездорожью…

— Спрашивали. Не говорит. Князь Радзивилл велел в застенок для допроса взять…

— Остановить! Немедленно остановить и ко мне направить ее.

В комнату вошел Криштоф Радзивилл и ввел с собой Курцевича-Булыгу, готового к поездке в дальний путь. Сухо приветствовал их князь. На Булыгу смотрел с любопытством, потом смягчился, пригласил сесть. У зятя спросил про женщину. Радзивилл недовольно взглянул на отца Демьяна, молча упрекая его.

— Какая-то хворая хлопка из Волыни, ваша мощь. Зачем приехала —

не говорит, а я не верю, чтоб в такую слякоть и холод женщина или девушка могла добраться из самой Волыни.

— Прикажите драгунам немедленно привести ее ко мне!..;

— Однако у вашей мощи мягкое сердце, а хлопка на слезы падка…

— Женским слезам пан Криштоф должен бы внять. Ведь не из-за государственных же дел плачет эта хлопка. Верно, с нелюбимым не хочет жить или для родителей своих-облегчение в податях хочет у меня вымолить. Прикажите привести.

Булыгу задержка эта раздражала. Ему нужно как можно скорее в Варшаву с важным поручением Жолкевского, а тут какая-то оборванка так интересует воеводу трех воеводств украинских.

— Ваша мощь вельможный князь! Я хотел сказать только несколько слов и коней свежих взять из конюшен воеводских. Пакет от гетмана Жолкевского канцлеру короны должен я срочно доставить.

— Пожалуйста, пан Булыга, вы можете днем и ночью без моего разрешения пользоваться лучшими конями для этой поездки… Какие новости из Белой привезли вы нам, князь?

— Новости неутешительные, но надеемся на милость божью.

— Благородная надежда, пан Булыга… Что случилось? Ведь вы находитесь под защитою наисильнейшего из воинов короны польской, самого рыцаря Бычины, Станислава Жолкевского!

— Ваша милость правду говорит. Если б не пан гетман, Белая Церковь опять превратилась бы в руины, как от рук Косинского.

— Молиться на такого мало…

В этой реплике не трудно было почувствовать злую иронию. Булыга переглянулся с Радзивиллом, но воевода перехватил этот взгляд, и неудовольствие отразилось на его покрасневшем лице.

— Да рассказывайте же по порядку, пан Булыга!

Воевода вдруг оживился. Сел на скамью рядом с Булыгой, внимательно прислушивался к каждому слову.

Булыга рассказывал:

— Некоторое время тому назад пан Ружинский напал под Белою Церковью на войско разбойника Матвея Шаулы, который некогда работал кузнецом у княжича Януша. Произошел бой, и, верно, князь Ружинский поймал бы этого разбойника…

— А почему же не совершил он этого благоразумного поступка?

— А опять же доверенный слуга вашей мощи сотник Наливайко…

— О, пся крев, этот сотник!.. — вмешался Радзивилл и заскрипел зубами. — Собрал таких же, как сам, головорезов и покушается на покой панства, короне угрожает.

— Прошу вас, пан Криштоф, успокойтесь. Я хочу знать все подробности.

— Не могу успокоиться, ваша мощь, отец мой князь…

— Однако, пан Криштоф, придется вам вести себя спокойнее в моем замке! Через Брацлавье по следам Наливайко пронеслись, как ураган, жолнеры пана Жолкевского. Не порядок, любезные паны мои, охраняют или защищают эти жолнеры коронные, а беспорядок и страх приносят с собою больший, нежели казаки Наливайко… Так догнали бы этого бунтаря и привлекли его к закону, вместо того чтобы таскать по Украине десяток тысяч пацификаторов и опустошать край…