Налог на убийство (сборник)
Шрифт:
Коряпышев пожал плечами. Бессмысленно опровергать очевидное.
По радио Шандор Дороньи пел о любви.
– И алый цветок в твоих черных локонах, как золотая монетка в голубых волнах Дуная! – повторил Этвеш слова припева и ухмыльнулся: – Чушь какая! Цветы, монетка… Не говоря уже о том, что волны Дуная последние пятьдесят лет чисто желтого цвета. Да, это чушь – для иностранца!
– Для меня это не чушь, а метафора, – возразил Коряпышев. – Образ…
– Правильно, образ чистой любви! И в таких передержках – вся душа венгра. Чистая и нежная как… крылья бабочки!
Завершив
С хладнокровием прожженного коррупционера подменив вещественные доказательства, он пробормотал в усы, но так, чтобы Коряпышев услышал:
– Пускай покуда полежит… Для моего спокойствия… До твоего отъезда…
Коряпышев сглотнул – опять вазомоторика! – и спросил:
– Так, значит, фамилия убитого была Рохани?
– Именно.
– И… кому он помешал?
– Кто знает? Возможно, в его дурной башке появились неправильные мысли. Может быть, он что-то возомнил о себе… Ведь по документам он и значился мужем несравненной Пиланго. Цыган-скрипач…
Коряпышев вспомнил, как резко оборвалась мелодия скрипки. Этот цыган наверняка любил Пиланго. Не исключено, кинулся ей помочь, когда Пиланго уводили из ресторана люди, не хотевшие продолжения ее встречи с Коряпышевым.
А где тогда был Стефан? Ее хваленый телохранитель? Телохранитель, или – надзиратель?
Вопросы. Одни вопросы без ответов. А вот его старого знакомца Йожку Этвеша они, похоже, не мучили.
– Покручу ресторанщиков с полгодика, а там и закрою это дело, – сказал он, доставая из сейфа пузатую бутылку «Уникума» и две стопки синего хрусталя. – Потерпи немного. Вернется Марика, откатаем пальчики, оформим протокол твоего допроса как свидетеля, и – здравствуй, свобода! Вот за нее и выпьем.
– Кесенем сейпен, элезредаш! [19] – проникновенно сказал Коряпышев, все еще не веря, что все закончится так просто. Или, напротив, все закручено так сложно.
Этвеш опрокинул стопку и расчесал усы специальной щеточкой:
– Не стоит думать обо мне лучше, чем я того заслуживаю. Мне, скажем так, поступило предложение… приземлить некоего иностранного гражданина на три-четыре недели. Я не знаю, чем ты так досадил серьезным людям, и знать не хочу!
– Пойми, я и сам этого не знаю!
– Я уже сказал, меня это не касается. И я ведь не знал, что встречу старого знакомого. Но сразу после первого предложения мне было сделано второе.
Коряпышев подался вперед:
– Кем?
– Одной гражданкой нашей независимой республики. Хорошо тебе известной. И вот от этого второго я уж точно не мог отказаться! Всех денег не заработаешь, элвтарш! И на закате будешь вспоминать не то, как выглядит жирный урод Франклин на стодолларовой бумажке, а женщин, которых любил.
Коряпышев ощутил острый укол ревности. Чертов мадьяр! А тот закончил и вовсе поэтическим пассажем:
– Да,
Прервав себя на полуслове, он выудил из заднего кармана брюк («Склад у него там, что ли?» – подумал Коряпышев.) золотой портсигар, открыл крышку и плотоядно втянул запах сигарет.
…– Чертов фетишист, – пробормотал Коряпышев, полчаса спустя выходивший из участка на улицу, все еще не веря удаче. Хотя не везение следовало благодарить, а – Пиланго! Ведь у Этвеша был ее золотой портсигар с алмазной подковой. А у самой Пиланго золотым оказалось ее любвеобильное сердце.
Но как ей удалось передать портсигар Этвешу? И где сейчас она сама?
Вопросы. Как всегда, вопросы без ответов.
Коряпышев надеялся, что пока никто не укоротил ее слишком длинный язычок, проболтавшийся о таинственной установке по сохранению генофонда нации. Теперь уже было абсолютно очевидно, что все дело в ней, этой самой установке…
В первом же попавшемся на улице трафике [20] он купил себе венгерский нож, очень похожий на испанскую наваху: с изящной тонкой рукоятью, обложенной рогом, узким кованым лезвием. Такой же точно, каким был убит цыган-скрипач по фамилии Рохани.
Сегодня у Коряпышева уже были две неожиданные встречи. Венгрия – страна маленькая, и не ясно, кто еще из старых знакомых окажется на его пути.
В дополнение к ножу Коряпышев взял пачку сигарет «Житан», которые курила Пиланго. Некое шестое или седьмое чувство подсказывало отставному, а теперь вроде и снова призванному на службу подполковнику из контрразведки, что сейчас не тот момент, когда нужно думать о вреде курения.
Минздрав можно оставить побоку. А вот весь опыт прежней службы предупреждал Коряпышева, что его здоровью грозит не табак, а люди, выложившие нехилую горку тугриков за непонятную хреновину, вывезенную из Города трех революций Санкт-Ленинбурга…
3. Как «рубить хвосты», чтобы оставить козлов с рогами
Наружное наблюдение организуется по-разному. В зависимости от решаемых задач и квалификации объекта, оно бывает встречным, параллельным, комбинированным, агрессивным. Последнее, когда «топтуны» и не скрывают своих намерений, имеет целью нажим на психику «клиента», провоцируя на неосмотрительные поступки. И нередко завершается задержанием.
Именно такая бесцеремонная «наружка» села на хвост Светозару Коряпышеву, когда тот вышел из магазина. Пока он двигался по узкой Пештибарнабаш, до краев заполненной туристами в этот послеобеденный час, двое парней в коротких кожанках ограничивались визуальным контактом. Но стоило только нырнуть в метро, как они оказались в нескольких шагах. Прилипли к спине как жевательная резинка и только ухмылялись, когда Коряпышев, обернувшись, в упор разглядывал их.
На мгновение у Коряпышева мелькнула шальная мысль – уйти на свой старый проверочный маршрут. Память сохранила его в мельчайших деталях. Он вспомнил даже бронзовую собаку, которую всегда гладил по лапе, проходя мимо, – и ощущение холодной бронзы, чуть скользкой на ощупь, будто намыленной, передалось руке.