Налог на убийство (сборник)
Шрифт:
Сильным толчком из кабины вышибло летчика-штурмана. А Дымова ремни удержали, и он увидел, как земля и небо вмиг поменялись местами. Вертолет сделал «бочку» через втулку несущего винта и лег на правый бок. Чем закончится высший пилотаж у края пропасти?
От сильнейшего удара у Дымова распался бронежилет, лопнул ремень защитного шлема, а ремень привязной сдержал и на этот раз. Герка на секунду потерял сознание. Очнувшись, понял, что висит в кабине вниз головой и со стороны сброшенного правого блистера хлещет огонь. Хищные языки змеились по приборному щитку, касались свесившейся ленты курсового пулемета.
Дымов отчетливо представил, что произойдет через несколько минут. Патроны в ленте раскалятся, начнут детонировать, а в грузовой кабине – ящики со взрывчаткой из тюков перехваченного каравана.
Похожий на перевернутого майского жука, вертолет сползал к узкому краю террасы, обламывая лопасти. Капитан Дымов отчаянно бился в переплетении ремней,
Глава 9 Первым согрешает дьявол
Они простились пять минут назад перед гостиницей «Спутник».
Закидывая на плечи пестрый нейлоновый рюкзачок, переводчица Эрика Тынсон шепнула Герке: «Не опаздывай к ужину, немцы народ пунктуальный. Ты произвел на шефа впечатление… На меня тоже».
Дымов покрутил головой, чуть кружившейся от хмельного немецкого пива, а может быть, не только от него. Давно он не пробовал пива, не заглядывался на девушек. Дни напролет крутил педали, а вечера забирала работа над креплением бедренного протеза. Сегодня ее можно считать законченной.
С Театральной площади донесся колокольный перезвон: в соборе начиналась служба. Герка нажал на тормоза велосипеда и повернул голову на голос звонкой меди. Вот где следовало бы отметить победу – в церкви, круто изменившей судьбу раба Божия Георгия, а не в ресторане, куда его пригласил Шредер.
Дымов, не стесняясь, перекрестил лоб.
…Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.
Вернувшись из Афганистана инвалидом, капитан в отставке Дымов крепко запил. И лишь одна пламенная страсть заставляла его подниматься утром, с проклятиями прилаживать протез: «под купола», к источнику вдохновения, если не самой жизни, – к пивным ларям.
Почему «под купола»? Фанерные будки, сдвоенные, как сдваивали в Афганистане автоматные магазины, были приткнуты неподалеку от Спасо-Преображенского собора. Там же, на бойком месте, Дымов и получил свое новое прозвище.
В то памятное утро пиво долго не везли. Уже десять показали судорожно дергавшиеся, будто тоже с похмелья, стрелки чудом не разбитых уличных часов, а желтая цистерна пивовозки где-то застряла.
Был среди страждущих и Герка, по кличке Дым, – одутловатый инвалид, сидящий на сосновом чурбаке у самой ларечной амбразуры. Окажись в ней пулемет – кинулся бы грудью, чтобы оборвать постылую жизнь.
Пробили колокола, спугнув воронье, обсевшее голые деревья. Видя, что человек жестоко мается, к Дыму, уверенно выбрасывая вперед костыли, пробрался по мартовской грязи товарищ по несчастью. Костышин промышлял милостыней, среди пьяниц слыл скупым, но Дыма всегда выручал. Правую ногу Костышин потерял в лагере, Герка без левой вернулся из Афганистана. Два сапога пара…
И дружная очередь из алкоголиков, наркоманов, бомжей и прочих асоциальных элементов без слов пропустил их первыми к «амбразуре», когда привезли пиво.
Двое новоявленных «крутых» в спортивных костюмах и кожаных куртках подкатили на красной «семерке». У них тоже «горели трубы». И они не привыкли стоять в очередях.
Но и капитан Дымов не привык уступать шпане. Часто вылетая в Афганистане с группами армейских разведчиков, перенял несколько боевых приемов. Да и костыль не самое последнее воспитательное средство.
Тогда нахлынула, подхватила Герку, как волна, восхитительная ярость. Все выместил он на двух придурках, возомнивших себя хозяевами жизни, – боль и безденежье, горечь, что потерял небо и злость, что не нашел себя на земле.
Битва у ларьков сопровождалась одобрительными комментариями:
– Так ему, врежь по кумполу!
– Да ты не кружкой, костылем бей!
– Ну Дым, мужики, ну даст афганец ну и Борзой он у нас.
Так и стал Дым после этой баталии Афганским Борзым. Поле боя осталось за ним и кто-то из уважавших силу и отчаянность уже заматывал изолентой сломанный костыль.
Но главное событие этого памятного дня случилось чуть позже. Случилось, как часто бывает, нежданно-негаданно, а перевернуло всю жизнь.
Когда Герка теперь Афганский Борзой – привел себя в порядок.
Костышин предложил Дымову креститься. В аккурат сейчас отец Михаил начнет крещение. Осталось понять, за каким бы хреном сдалось оное Герке Дымову?Аще кто не родится водою и Духом, не может вниити в царствие Божие.
Дым поднялся с чурбачка и поковылял к церковной калитке. Пива все равно пока нет, а после крещения причащают, по уверению Костышина, красным вином. В храме было тепло и сухо и веяло неземным – воском, ладаном ли. Костышин чувствовал себя здесь как дома. Перекрестился, поклонился, исчез, вернулся мигом с четырьмя тонкими свечками и крестиком. Дым одернул заношенную летную куртку и проковылял в небольшой придел – вслед за другими, ожидавшими крещения.
Покайтесь, и да крестится кийжде вас во имя Иисуса Христа во оставление грехов: и приимите
В знак отречения от прежних грехов Герка дунул по команде отца Михаила. Неторопливым, спокойным голосом священник походил на инспектора авиации Сороковой армии подполковника Виктора Царалова, давшего капитану Дымову первые вывозные полеты в афганском небе.
«Отречемся от лжи… моря лжи, нас окружающего», – говорил отец Михаил, а Герка видел перед глазами «груз 200» – деревянные ящики с телами убитых, подтекающие сукровицей под рваным тентом за армейским госпиталем. Видел бочат – оборванных и голодных афганских ребятишек, клянчивших на КПП корочку даже и после того, как один был случайно застрелен часовым. Откупились бочкой бензина, да консервами, да крупой…
А еще Дымов видел орден Красной Звезды на кителе подполковника Золтанова… «Отречемся от лжи»?
Покачиваясь на костылях у купели (отец Михаил уже помазывал кисточкой с миром лбы, уши, запястья, голени принимавших крещение), Герка Дымов с дрожью вспоминал госпитали: перевязочные, ночи отчаяния и смертной тоски, стертую до крови неуклюжим протезом культю, перекашивающую позвоночник чересплечную ленту.
И ведь ничего не придумали совершеннее со времен гоголевского капитана Копейкина, одноногого инвалида! Потому что тяжеленный пояс из сыромятной кожи едва ли лучше: по телу язвы, протез ерзает. И до смерти будешь таскать его, как обреченный на кандалы каторжник.
Отец Михаил приподнял Геркину замызганную правую штанину, дотронулся кисточкой. Герке стало неловко: за штанину, за немощь свою. Какой-то выход должен быть. Может, вся загвоздка в том, что протезы и крепления к ним конструируют двуногие и двурукие здоровые люди? Они ли помогут инвалидам?– Что означает имя Христос? – Помазанник.
Своим чередом шел обряд, в голубой пеленке сердито покрикивал самый младший участник таинства, и Дымов, нареченный Георгием, пообещал отцу Михаилу победить своего зловредного змея. Из церкви Герка вышел на костылях, но дал еще одну клятву: вернуться с легкой тросточкой.
Дома он снял куртку и рубашку, взял ножницы и медленно перерезал чересплечную ленту, отрезав тем самым и пути к отступлению. Вы еще не знаете Герку Дымова! Он не выйдет из дома, пока не придумает новой системы крепления бедренного протеза.
Не один вечер, но многие десятки вечеров ушли, пока, орошенное по́том и кровью, родилось в муках новое крепление. Вторым после Герки опробовал новинку Костышин, третьей – одна молодая женщина. Он, Дымов, избавил их от чересплечной ленты и сыромятной сбруи, Геркино крепление было простым: нейлоновая лента и дюралевый блок с четырьмя степенями свободы. Настолько простым, что все НИИ и КБ, куда Дымов обращался, давали автору изобретения отлуп. Лишь со сменой директора в Санкт-Петербургском НИИ протезирования дело будто бы сдвинулось с мертвой точки.
…Отзвонили колокола. Дымов снова налег на педали. Но поехал не в храм, а домой – принять душ и отдохнуть перед встречей со Шредером и Эрикой в ресторане гостиницы «Спутник»,Творяй грех, от диавола есть: яко исперва диавол согрешает.
Глава 10 Подпоясанный «бедой»
Тот же колокольный перезвон, что напомнил Дымову о недавнем прошлом, заставил оторваться от книги одного из постояльцев гостиницы. Он был высок ростом, тонок в кости и скор на румянец. А краснел Виктор Непейвода всегда, когда волновался. Не раз перед поединком на татами этот девичий румянец вводил в заблуждение противников Непейводы, надеявшихся на быстрый успех.
Чаще именно Виктор выходил победителем, но в душе он завидовал грубоватой внешности и сплющенным в пельмени ушам опытных борцов. Как завидовал и сейчас комиссару полиции – крутому парню с квадратным подбородком – из книги, купленной утром в вестибюле гостиницы. Начиная с красивого имени Санта-Мария и кончая хромированной «береттой» в заднем кармане брюк, он был воплощением мужества и обаяния в одном лице. Непейвода понял, что обольстительная сообщница убийцы не устоит перед комиссаром, и захлопнул книжку. Интересно, а пробовал ли сам автор носить восьмисотграммовый пистолет в обычном кармане?
Выпускник средней специальной школы милиции младший лейтенант Виктор Непейвода, неделю назад прибывший в Выборг из Петербурга к первому месту службы, пробовал. Пробовал и убедился, что задний карман джинсов для этого плохо приспособлен, как и внутренний карман пиджака, откуда будешь выколупывать своего «макарова» полчаса.
Начальник уголовного розыска майор Павлов, согласившийся взять Виктора в свое подразделение (ибо никого другого отдел кадров предложить не мог), скептически наблюдал за манипуляциями юного оперуполномоченного. В конце концов он попросил у Непейводы его новенькую кобуру и достал складной нож зловещего вида. Не успел Виктор ахнуть, как Павлов отхватил крышку кобуры и вручил оную со словами: «Теперь нормально. Прицепи к поясному ремню. И чему вас только учили в милицейском ПТУ?»