Налог на убийство (сборник)
Шрифт:
Непейвода вообще-то сомневался, чтобы кто-то среди бела дня пришел в реанимацию убивать Дымова, и торопил водителя лишь для форса. А еще ему хотелось, чтобы в эту минуту его увидела Марина, симпатичный секретарь доктора медицинских наук Коврова.
«Форд» затормозил на стоянке у больницы рядом с запыленной черной «Волгой». Номера санкт-петербургские. Непейвода вспомнил, что директор НИИ протезирования Ковров грозился вчера навестить Дымова.
Действительно, Анатолий Николаевич Ковров сдержал слово. Взбежав по лестнице на второй этаж, где размещалось реанимационное
– Такое распоряжение мог отдать лишь полный невежа. Или… или преступник! Где главврач?
Ковров шел по коридору в развевающемся халате, стекла очков посверкивали недружелюбно. Рядом семенила медсестра. Заметив оперуполномоченного, Ковров остановился и пояснил:
– Не больница, а, извиняюсь, бардак! Про грязь я уже не говорю, но… Концов не найти, кто тут ставит диагноз, кто назначает курс лечения. Дымова едва не перевели из реанимации в общую хирургию, а для него это фактически равносильно смерти. Хорошо, что я вмешался, ведь человек только утром в сознание пришел. Представляете, что за порядочки?
Непейвода представлял.
– Ну да я так просто отсюда не уеду, – пообещал Ковров. – Кстати, совсем из головы вылетело, Дымов передал мне на хранение кассету. Однажды он надиктовал, как потерял ногу и пришел к идее создания своего протеза. На ленте не только медицинские подробности. Есть и такие, которые представляют интерес для правоохранительных органов.
Ковров замедлил шаг и вынул из кармана пиджака кассету в черном пластмассовом футляре.
Глава 42 Странники
Энергичным разворотом с креном за сорок пять градусов Дымов увел вертолет из-под огня пулеметов. Ответить было нечем: он летел с пустыми блоками, еще полтора десятка лет назад выпустив реактивные снаряды в «зеленку» под Кандагаром, по огневым позициям горных орудий в Панджшере, по глинобитным дувалам какого-то немирного кишлака за Гератом.
Курсовой пулемет тоже молчал – в кабине Дымов был один. Ни борттехника, ни летчика-штурмана. Он был один в кабине вертолета, и в небе он тоже был один. Внизу проплывали горные хребты бритвенной остроты. Расщелины уходили к центру Земли, открывая взгляду срезы геологических эпох и багрово-тусклые отблески праисторической магмы на дне. Но то были не отроги Гиндукуша, а Кавказский хребет. Теперь необъявленная война идет и здесь, а не только в Афганистане.
Дымов летел без боезапаса и почти без топлива. Речевой информатор приятным голосом Эрики Тынсон сообщил ему об аварийном остатке. Надо принимать решение. Грудь теснит тревога.
Дымов сдвинул форточку блистера, как всегда делал в боевой обстановке перед заходом на посадку. Подал вниз ручку «шаг – газ». Вертолет быстро терял высоту в разреженном воздухе высокогорья. Герка сдержанно порадовался, что сохранил прежние навыки. Ведь он много лет не брался за управление.
Колеса-«дутики» коснулись зеленой ковровой дорожки, раскатанной на плато, видимо специально для встречи Дымова. Сверкала медь духового оркестра, и как на демонстрации, качались алые транспаранты. Слова на них плясали перед глазами
Чувствуя подвох, Дымов не выключил двигатели: «Прочь отсюда, пока в баках есть хоть капля топлива. Назад, на свой аэродром – на полевой или запасной, на любую необозначенную площадку».
Однако было уже поздно. За лобовым стеклом кабины возникла красная бейсбольная шапочка, а под ней прыщавое лицо юнца, отлично Дымову знакомое. Именно этот подонок хотел отнять велосипед у подростка и получил по шее Геркиной тросточкой. Именно он вечером того же дня заставил Дымова загреметь с лестницы, неожиданно выдернув из-под ног красную ковровую дорожку.
И сейчас этот фантом в бейсбольной шапочке пытался действовать тем же способом, что и в гостинице. Дымов сжал ручку управления и нажал на кнопку пуска реактивных снарядов…
На звонок прибежала медсестра. Пересохшими губами Герка отпил из стакана терпкую жидкость и открыл глаза. Фантом исчез. Над ним склонились два человека в белых халатах. Один из них был ему определенно знаком.
– Чума? – спросил Герка слабым голосом.
– Собственной персоной. Да я это, я, Афганский Борзой. А вот товарищ – он мент, он хочет найти того, кто столкнул тебя с лестницы.
Губы Дымова шевельнулись, но ни Силкин, ни Непейвода слов не расслышали.
Непейвода посмотрел в глаза Герки Дымова, обведенные густой тенью. Это были глаза человека, который не сдастся ни при каких обстоятельствах.
– Опять я на вынужденной… – с трудом разлепил Герка бледные, запекшиеся губы.
Непейводе почудилось, что Дымов улыбнулся. Но скорее всего, то была просто игра теней в неосвещенной палате, куда через прореху в шторе ворвался луч закатного солнца.
У входа в больницу велорикшу ждала Шейла Робинсон с Минёркой на шелковом поводке, поэтому Чума торопился. Но один вопрос Непейводе все же задал:
– Тезка, а что записано на кассете, которую тебе передал эскулап? Если не секрет, конечно.
– Теперь не секрет, – ответил Непейвода. – Мужество и подлость, героизм и предательство – в жизни они часто уживаются. Тем более на войне. Об одном из таких эпизодов рассказывает Дымов.
Чума достал из кармана рубахи сигареты. Шейла Робинсон щелкнула зажигалкой. Велорикша погладил женщину по голове: «Умная девочка» – и кивнул на растерзанную пачку «Памира», где был изображен путник с посохом:
– Последняя пачка из дедовских запасов. Накупил старый, сто лет собирался жить, но двух годков все же не дотянул… Помню, он говорил, что все мы странники, бредущие по миру . Потому, мол, и сигареты так называются – « Памир ».
Непейвода подумал: из какого же мира забрели к нам Золтанов, Брыкунов, Зигфрид Фрош? Почему в их компании оказалась неплохая девчонка Людмила Ермишина? А сколько сейчас молокососов, готовых ради денег на преступление? Все они думают рискнуть раз-другой, а потом – сорвав свой куш – зажить честно, благородно.