Наложница особых кровей
Шрифт:
— Что-то не так? — спросил он.
— Волнуюсь, — честно ответила я. — Жаль, что родным не разрешили прилететь со мной. Так мне было бы куда спокойнее – и им тоже.
— Чужих не пускаем – повеление царя, — сказал Мортен. — Не волнуйтесь, госпожа, вас встретят как долгожданную и дорогую гостью. Рубби оценили вашу смелость; далеко не каждая юница осмелится проделать такой путь в одиночку.
«Юница»… определенно, к местному лирианскому надо привыкнуть.
— Да, очень смело, — тихо проговорил Айдж.
Даже он, не имеющий отношения к Рубби, презирает меня за то, что я прилетела
Я вспомнила милую, с ямочками, мордашку двоюродной сестренки, ее светло-карие глаза и русые кудряшки. У Ксюши врожденная деформация потоков энергии; врачи говорят, что с такой деформацией можно дожить и до старости, но я сама врач-диагност и знаю, что любой сильный эмоциональный всплеск может убить Ксюшу, а она девочка чувствительная…
Но шанс на излечение есть. В Центаврианской Федерации берутся исправлять врожденные дефекты потоков энергии; туда нам и нужно. Вот только стоит лечение столько, что сумму и озвучить-то страшно… Надеюсь, сумма, в которую оценивается доля моего аэлского наследства, тоже достойная. Иначе зачем я здесь?
Полет продлился четыре с половиной часа; Мортен рассказывал о планете, правящей семье и здешних правилах и нормах морали, хотя все это я изучила еще до полета и, можно сказать, сдала по Аэл Дриду экзамен.
На Аэле законом закреплено четкое разделение между знатью и народом. Знать – это представители древних уважаемых родов, обладающие высоким уровнем эо, способные на психокинез[1], и, конечно, носители генов неуязвимости. Сливкам общества живется хорошо и сытно, им не докучают налогами, зато с народа деньги дерут нещадно, но народ не ропщет – повторения войны никто не хочет, навоевались уже. Да и вообще, судя по тому, что я вычитала в Сети об этой планете и по тому, что мне рассказывали, местные укладом жизни довольны.
А уклад, кстати, патриархальный. Правит Аэлом царь, но и каждый мужчина себя здесь мнит царем – так, по крайней мере, пишут. У любого мужчины, который может себе это позволить, кроме жены имеются и наложницы; дети от наложниц не имеют прав на наследство, хотя их обычно не обделяют. Но патриархат здесь мягкий, как у центавриан: хочешь жить под защитой семьи и на полном обеспечении, подчиняйся всем правилам, слушай отца или любого другого главного родственника-мужчину, а захочешь независимости – тебе выдадут сумму и отправят в свободное плавание. А вот развестись сложно; брак заключается, как правило, на всю жизнь, и мужчине запрещается брать больше одной жены – это наложниц можно брать сколько потянешь. Развод дают, только если жена бесплодна.
Гражданка Союза, коей я являюсь, то есть чужачка, естественно, никакого права на наследство не имеет. Но дочь Бриса Рубби – имеет все права. Я должна признать себя частью семейства
— Снижаемся, — сообщил Мортен. — Поглядите, вот и Фолкор.
Я украдкой вытерла мокрые ладошки о брюки и посмотрела в окно. Сначала я увидела лишь облака; когда мы опустились ниже, взгляду открылись береговая линия и темные воды океана. Фолкор – самый маленький континент планеты Аэл Дрид, и самый дорогой. Ну, в том плане, что жить здесь себе могут позволить только обеспеченные люди да их обслуга.
— Красивейшие места, — прокомментировал адвокат. — Вы обязательно должны увидеть их.
— Конечно, — отозвалась я, хотя задерживаться в мои планы не входит.
Аэрокар пошел на активное снижение, и меня затошнило; чтобы отвлечься, я перестала смотреть в окно на быстро меняющийся вид и наткнулась на сумрачный взгляд Айджа.
— Вас тошнит? — прямо спросил он.
— Нет, все нормально, — проговорила я.
Мужчину мои слова явно не убедили, и он достал откуда-то из-под сиденья бумажный пакет.
— Спасибо, не надо, — отказалась я.
— Океан поразит вас, — заявил Мортен.
— Не сомневаюсь, — выдавила я.
Океан-то, конечно, красив, да только вот мало отличается от всех прочих океанов. Аэл Дрид не та планета, которая может поразить воображение невероятным пейзажем или чудной флорой и фауной; если уж на то пошло, Аэл и Земля почти что близнецы. Минуты через две я притерпелась, и тошнота отступила, но в окно так и не смотрела – не хочу, чтобы перед глазами рябило.
Сердце забилось быстрее, ладони снова вспотели. Когда треклятая махина-аэрокар, наконец, сел на аэроплощадку, я на несколько мгновений закрыла глаза и заставила себя собраться.
Ну же, Дашка, ты никогда не была слаба желудком! Соберись, женщина!
— Прилетели! — объявил Мортен и первым вышел из аэрокара.
Я решительно поднялась с сиденья, мужественно сошла с подножки аэрокара, расправила гордо плечи, полной грудью вдохнула сладкой духоты и… резко согнулась. Содержимое моего желудка оказалось прямо на ботинках Айджа; забрызгало и его брюки.
— Ничего, ничего, — проговорил быстро Мортен, подойдя ко мне. У самого моего носа оказался его надушенный платок, и меня снова вывернуло, в этот раз на ботинки адвоката.
Надо же, какая я меткая…
Отдышавшись, я подняла голову и увидела еще нескольких мужчин, замерших в нескольких шагах от нас. Черт! Родственнички! Мортен снова сунул мне в руки свой платок, и в этот раз я им воспользовалась. Утерев рот, выпрямившись и приняв невозмутимый вид, я посмотрела на Брила Рубби, своего дядю и нового главу рода Рубби.
Весь в желтом: материал рубашки красиво переливается на свету, длинный, до колен, жилет не скрывает выпирающего живота, штаны облегают ноги больше, чем нужно. Светлые редкие волосы зачесаны назад; мясистое лицо блестит – то ли кожа сама по себе сальная, то ли блестит на ней крем-блок от ультрафиолета. Ни ростом дядя не вышел, ни лицом; зато глаза сверкают топазовой голубизной. Да уж, только по глазам в нем и можно узнать лирианца…