Наложница особых кровей
Шрифт:
Неужели это все? Неужели я не узнаю уже, что с Регнаном и другими аэлцами, с которыми я сблизилась? Да, Аэл погряз в махровом патриархате, да, там работает четкое классовое разделение, что дико в наше время, да, правящая семья Аэла – клубок змей, и мне бы радоваться, что я выбралась без потерь, да еще и с деньгами, но не могу. Хотела я этого или нет, но я включилась в интриги Аэла, сыграла свою роль. Да еще и Регнан… раньше я посмеивалась над подругами, страдающими из-за парней, и мнила себя циничным врачом, чей светоч в жизни – это работа и повышение мастерства. Но, оказывается, я так же, как и другие, подвержена
Регнан сам вычеркнул меня из своей жизни; наш роман был запланирован по срокам, а я, как полная дура, страдаю по нему и Аэлу, планете змей… Осознав, что вот-вот разревусь, я вывела рабочий стол из спящего режима и задала поисковый запрос: «Как забыть мужчину, которого любишь». Система почти мгновенно вывела ответы на экран, но я не стала читать ни один, а вместо того задала новый запрос: «Лучший наставник по работе с эо в Республике Земли».
***
Год спустя
Солнце золотило верхушки деревьев, легкий ветерок развевал мои волосы, щебетали птички; вокруг царили покой и гармония. Я стрельнула взглядом в очередную вспорхнувшую с ветки пташку.
— Ну что такое? — потерял терпение мой наставник-лирианец и вышел из асаны. — Медитация – ключ к пониманию себя и своей силы, а ты на все отвлекаешься!
— Извините, просветленный, я плохо концентрируюсь на голодный желудок, — ответила я и, сочтя, что занятие окончено, тоже вышла из асаны.
— Голодание просветляет.
— А меня ослабляет… извините, — добавила я, заметив огорчение на лице своего обманчиво юного преподавателя.
— Извинения здесь не помогут, — отрезал он и внимательно на меня посмотрел. — Ты ела вчера, признайся?
— Нет.
— Пила алкоголь на этой неделе?
— Нет.
— Занималась сексом?
— Если бы… — вырвалось у меня.
— Вот оно!
— Что?
— Ты не желаешь просветления, ты желаешь физических удовольствий. Я не чувствую в тебе терпения и готовности учиться; ты слишком привязана к потребностям плоти. Да и мысленно всегда далеко. Зачем ты, к примеру, смотришь на птиц, когда я прошу тебя смотреть вникуда?
— Извините.
— Извинения не помогут, — повторил наставник. — Ты не в том состоянии, чтобы продолжать занятия. Дней десять тебе надо посидеть на диете; список разрешенных продуктов вывешен в холле. Разумеется, никакого алкоголя и дурманящих веществ, и, что самое важное – половой и психологический покой. Придешь пятнадцатого на рассвете; день до этого надо поголодать.
— Да, просветленный, — вздохнула я и тяжело поднялась; у моих одногруппников тела не болят после занятий, лишь у меня одной то поясница ноет, то ноги деревенеют, то начинается нервный тик.
— Это нужно не мне, Даша, — добавил наставник. — Ты работаешь для себя, учишь себя и свое тело. Если тебе тяжело – оставь это. Далеко не всякому человеку с высоким уровнем эо нужно идти в психокинетики, особенно в сферу медицины. Это огромная ответственность.
— Я знаю, просветленный.
— Пытаться можно бесконечно, но иногда просто
— Да, просветленный.
Он частенько намекает, что я зря занимаю его время, но не злится, скорее просто разочарован тем, что мои попытки проваливаются раз за разом. Да и мне самой паршиво постоянно ощущать его разочарованность и сожаления.
Я прошла сад, вышла через главный ход и медленно побрела к набережной – вода успокаивает, а мне покой только снится. Наставник говорит, что на начальном этапе обучения нужно научиться ограничивать плоть, чтобы лучше слышать себя, но у меня все идет наперекосяк. Такими темпами мне еще лет двести надо будет учиться, чтобы меня допустили до работы с энергетическими потоками людей, а жизнь-то моя от силы и продлится всего лет четыреста, что, в общем-то, немало, но по меркам эо-одаренных так себе.
Несколько студентов, или, как говорят здесь, в академии Жизни, учеников, прошли мимо – походка легкая, лица одухотворенные. Я поглядела на них завистливо: обидно мне не только потому, что у них явно получается лучше, чем у меня, но и потому, что все здесь на одной волне, а я не вписываюсь, да и схожу уже с ума от вечных ограничений. Я замедлилась и передумала идти к набережной; лучше домой позвоню и узнаю, как у Ксюхи дела в школе: ее рассказы меня развлекают и помогают переживать тоску по Земле. В бюро связи не было очереди, поэтому я быстро связалась с родными.
Ответила тетя.
— Ну? — возбужденно проговорила она.
— «Ну?» — озадачилась я.
— Ну что скажешь? Как дела?
— Хорошо, — соврала я; если я чему и научилась за время учебы, то это врать.
— Хорошо? — игриво уточнила тетушка.
— Ну да, — напряглась я; неужели по моему голосу заметно, что я вру?
— А-а, — голос тети стал разочарованным. — Ты что, с утра на учебе?
— Ага.
— Понятно. Иди к себе, поспи.
— Да что-то не хочется пока, лучше погуляю. У вас как дела? Ксю уже дома?
— Нету Ксю, с подружками играет. Иди к себе, Даша.
— Чего ты меня домой гонишь? — удивилась я.
— Чего-чего? Стухла ты совсем, отдыхать надо, спать нормально. По голосу слышу, что ты снова совсем не спала. Ну-ка марш домой, потом позвонишь.
— Да все нормально у меня! У вас-то как?
— Нормально у нас! Нет времени болтать: мне надо суп варить, — заявила тетушка.
— Ладно, вари, — рассердилась я.
— Все, котик, пока!
И связь оборвалась. Ну что это такое? Неужели так сложно выделить любимой племяннице, почти что дочери, десять минут своего драгоценного времени? Разочарованная и разозленная я вышла из кабинки и поплелась на набережную; в желудке громко забурчало, и мое раздражение усилилось. Когда я училась на диагноста на Земле, все было проще, никто не ожидал от нас особой восприимчивости, и диету строгую соблюдать не требовалось. А тут почти целый год я хожу на занятия, не доедаю, не сплю толком, ведь наставник считает, что каждый рассвет надо встречать, вынужденно меняю отношение к жизни – ругаться нельзя, злиться нельзя, раздражаться нельзя, а самих занятий психокинезом и собственно медицины и нет. За что я заплатила? За асаны и рассветы? За разговоры о сути человеческой? За усыпляющие лекции об истории человечества?