Нам не страшен Хуливуд
Шрифт:
Боско читал сочинение Чарльза Дарвина о естественном отборе как универсальном законе существования и развития. На огонек заглянул Свистун – и уселся в нише у окна. Поглядел в окно на обломки афишного стенда, все еще валяющиеся на тротуаре. Все остальное уже убрали; разве что кое-где попадались осколки стекла и подозрительного происхождения пятна.
Боско подошел, сунув книгу под мышку ампутированной выше локтя руки, и подал Свистуну чашку кофе.
– Присядь, – сказал тот. – Послушай, что мы сегодня ночью
– Аварию, в которой погиб водитель и выбросило из машины обезглавленный труп. Аварию, виновником которой стал телеактер, то ли пьяный, то ли нанюхавшийся, которому захотелось побаловаться в машине вместо того, чтобы следить за дорогой.
– Именно так ты и ответил бы, если бы тебя спросили в официальном порядке?
– Нет, я бы сказал, что кто-то в машине отчаянно нажал на тормоза, чтобы не задавить бездомную кошку, после чего автомобиль пошел юзом и врезался в фонарь, убив самого водителя и выбросив на мостовую надувную куклу для кинотрюков, которая выглядела как обезглавленная женщина.
– Это ты и сказал?
– На этом и присягнул.
– Как же такое вышло?
– Потому что полицейские объяснили мне, что я видел именно то.
– Быстро же ты сдался!
– Я никогда не перечу полицейским. Боско с виноватым видом потер культю.
– Ну и говном же они нас заделали!
– Да кому какая разница? Кто станет докапываться до истины?
– Что, эта твоя штука тревожит тебя?
– Все время. То она чешется, то в ней появляется нечто вроде пульса, а то мне кажется, что и рука цела, даже кисть. Иногда мне кажется, будто я чувствую на коже ремешок часов, которые носил на этой руке.
– И как ты с этим борешься?
– Я никак не борюсь с вещами, бороться с которыми невозможно, – ответил Боско на все заданные ранее Свистуном вопросы.
– Такую премудрость ты извлек из всех книг, которые прочитал?
– Я извлек из книг, что мир или не замечает тебя, или же норовит загнать тебе дурака под кожу, – ответил Боско. – Я научился не слизывать слезу со швейцарского сыра. Научился тому, что железо имеет свойство ржаветь.
Здоровой рукой он стиснул Свистуну запястье медвежьей хваткой.
– Послушай, Свистун, тебе что, невдомек, что уже день? Что, не будь дождя, вовсю сияло бы солнце? Иди проспись. Нынешним утром ты этот мир все равно не спасешь.
– А тебя не занимает такой факт? В Новом Орлеане находят голову в отсутствие тела, а у нас, в Лос-Анджелесе, тело в отсутствие головы?
– Меня нет. В отличие от того истукана. Свистун посмотрел на сидящего у стойки Канаана.
– А он знает об аварии?
– Я у него не спрашивал, а сам он об этом не говорил.
Свистун встал из-за столика и подсел к детективу.
– Об аварии я слышал, – сказал тот.
– Когда?
– Только что.
– У вас отличный слух.
Канаан высыпал горсть крекеров в остатки
– Завтрак? – спросил Свистун.
– Ужин.
– Ну, и почему, по-вашему, они раскрыли такой зонтик над Тиллмэном, что ему на голову не упало и капли?
– А кто такой Тиллмэн?
– Телеактер. Да вы сами знаете.
– Нет, не знаю. У меня нет времени смотреть телевизор. Да я бы и не понял, что показывают.
– Ну, так что вы об этом думаете?
– Думаю, что это дело по ведомству дорожной полиции. А возможно, и по отделу расследования убийств.
– Его отпустили Лаббок и Джексон.
– Наверное, у них были на то свои причины.
– А вам не хочется выяснить, какие именно?
Уперевшись локтем в стойку и продемонстрировав при этом три дюйма грязного рукава, Канаан поднял в воздух волосатую руку, почти столь же крупную, как у Боско.
– Что это такое?
– Ваша рука.
– А не лапа? Я хочу сказать, вы твердо убеждены в том, что это рука, а не лапа?
– Я вижу, что это не лапа.
– А не кошачья лапа?
– Какого хера!
Свистун посмотрел на Боско, призывая его в свидетели того факта, что человек у стойки явно сошел с ума.
– Байка про кошачью лапу, – начал было Боско.
– Да знаю я, что такое кошачья лапа, – заорал Свистун.
– Детектив Канаан полагает, что ты вновь пытаешься использовать его в собственных интересах.
– Да не прошу я его ни о чем. Просто поддерживаю светскую беседу.
– А попросишь потом. С тобой, Свистун, всегда так, – сказал Канаан.
– Ну, я полагал, что если вы что-то случайно узнали, то могли бы поделиться со мной. Не понимаю, почему это должно считаться одолжением.
– Просто все это тебя не касается. Вот в чем дело.
Свистун полез в карман.
– Только без этого, Свистун. Не вздумай платить за мой суп.
– Ну, как знаешь.
– Хреново, правда? Даже тарелкой супа друга не угостить!
Уистлер устал, но спать ему не хотелось. Он решил пройтись по бульвару. Хотя прогулка и началась под проливным дождем. Он полюбовался на себя в темном зеркале стеклянной витрины. Волосы налипли на лоб. Дождь струйками, похожими на слезы, стекал по всем складкам жесткого лица.
Он завернул под первый попавшийся кров – и очутился в кинотеатре для взрослых. У билетерши в прозрачной будке тело напоминало россыпь влажных подушек. На постели, на которой занимались чем угодно, кроме спокойного сна. Взяв деньги и оторвав билет, она смерила посетителя столь убийственным взглядом, что ему показалось, будто его сейчас задавят ляжками или задушат грудями. И эта внезапная, с трудом сдерживаемая ярость объяснялась просто: она поняла, что этот клиент не стал бы спать с нею, даже если это было бы вопросом жизни и смерти. Ухмыльнувшись акульим оскалом, она назвала его дорогушей.