Нам не страшен Хуливуд
Шрифт:
– Столкнулись две машины. Новехонький серебристый «БМВ» и колымага семьдесят четвертого года выпуска. Водителя колымаги убило. Водитель «БМВ» дождался нас у входа в кофейню. Мы вызвали детективов, потому что имела место жертва…
– Прошу прощения за то, что вас прерываю. Только одна жертва?
– Было и другое тело, прикрытое одеялом. Женское. Строго говоря, ее смерть не могла произойти в результате аварии.
– Не могли бы вы описать мне это тело?
– Тело было без головы. Будь голова на месте, женщина была бы пяти футов одного дюйма ростом
Свистун мог бы сказать, что подобный портрет, составленный на основе обезглавленного тела, был профессиональным шедевром, однако решил удержаться от этих слов.
– А с чего вы взяли последнее?
– У нее была татуировка на бедре с внутренней стороны. Бабочка. Именно так сайгонские торговцы живым товаром метят тамошних шлюх.
– Вы поискали ее по своим архивам?
– Нам было велено не встревать. Нам было велено считать, что ее там не было.
Свистун передал ему пятьдесят баксов.
– А кто попросил вас с Оборном обо всем забыть?
– Лаббок и Джексон приказали нам забыть о ней.
– А вы всегда беспрекословно выполняете распоряжения детективов?
– Я делаю все, что приказывает мне инспектор из управления.
– А как этого инспектора звать?
– Спокойной ночи, говнюк.
– Вы взяли у меня пятьдесят долларов.
Шуновер посмотрел на купюру, которую держал, прижав ее ладонью к столу. Посмотрел на нее так, словно она была единственным доказательством его коррумпированности. Потом перевел взгляд на окна квартиры, в которой проживал с женой и пятью детьми.
– Лейтенант Манси.
– И поднес руку к паху, как будто почувствовав внезапную судорогу.
– Пошел на хер, – сказал он.
Глава одиннадцатая
Без косметики Лейси Огайо выглядела в аккурат Лореттой Оскановски. У Лоретты Оскановски были вялая кожа, маленькие глазки и кривые зубки – и именно таковой она собиралась оставаться и впредь, даже если этот бойкий на язык ублюдок по имени Чиппи Берд вновь заявится с намерением залезть ей под юбку. Пригласит ее куда-нибудь в бар или в ночной клуб послушать музыку, может быть, джаз. Малость поразвлечься. Пропустить пару стаканчиков. Подмаслить ее. Подмаслить ее так, чтобы она раздвинула ноги.
Не то чтобы она была к этому не готова. Вполне готова. Но она не считала себя вертихвосткой. И дешевой давалкой тоже не считала. Тот, кому хочется, чтобы ему обломилось, должен изрядно потрудиться. А не тащить ее в первые же придорожные кусты.
Той ночью, после всех этих ужасов, доставив ее[домой, этот сукин сын надумал уделать ее прямо у нее дома – с глухой бабкой в соседней комнате. Господи, он что, последний стыд потерял? Или вообще ничего не боится? Трахаться, зная, что бабка в соседней комнате. Может, еще и в клозет через нее прогуляться!
Там-то, на озере, он сильно прибздел. Она почуяла это,
А уже на следующий вечер Чиппи начисто забыл о том, как прибздел. В местной «Таймс» не было про найденную голову ни слова. Только маленькая заметка на пятой полосе. И то же самое по ящику. Кривая ухмылочка в самом конце шестичасового выпуска – как будто отрубленные головы – это не ужас, а всего лишь диковина. Курьез, и скорее забавного свойства. Голова азиатки. Кому какое дело до того, что азиатке или негру отрубили голову?
– Мелкая рыбешка, – сказал Чиппи. – Не о чем беспокоиться. Пошли лучше прошвырнемся.
И он продемонстрировал ей пачечку баксов.
Вот она с ним и пошла. К «Пастуху» во Французский квартал, послушать соло на саксофоне. К алжирцам и мавританцам в кабак "У Мула". Потом к Джимми Флинну на площади Святого Петра, где сам Джимми Флинн стоял за стойкой и травил истории, да и послушать был не прочь.
И этот идиот Чиппи, конечно же, купился. Просто не смог не похвастаться. Рассказал Джимми Флинну и всем, кто был в баре, о том, что они стали свидетелями игры в футбол человеческой головой.
Понятно, началось всеобщее ликование. Выпивка за счет заведения. Все улыбались им. Трогали их руками. А один затеребил ее за рукав и сказал, что он репортер «Энквайрера», крупнотиражной газеты общенационального значения.
– Неужели вы не знаете нашу газету? В любом супермаркете по всей стране. Лежит прямо рядом с кассой. Да ведь и сотня вам не помешает, верно? Ну хорошо, две сотни. Только расскажите мне вашу историю. Дайте мне эксклюзивное интервью. Давайте рассказывайте. Да бросьте вы, на хер, ломаться. Воды в рот набрали, что ли? Ну, давайте же. Своими словами. Ну, пусть малышка сама расскажет. Своими словами. А теперь посмотрите сюда.
И две вспышки магниевой лампы. Одна – на Чиппи, другая – на нее.
На следующий день не случилось ровным счетом ничего. Те двое безумцев так и не появились. А она боялась того, что они возьмутся за нее и обойдутся с ее головой привычным для себя способом.
Еще через день «Энквайрер» поступил в продажу – в киосках и в супермаркетах. И по-прежнему никто ее не сцапал, никто не пришел по ее душу. Ужас, вызываемый у нее одним только именем Баркало (кем бы ни был на самом деле этот человек), начал мало-помалу сходить на нет. Зато воспоминания о дармовой выпивке, о всеобщем восхищении, о стодолларовой купюре – вот они-то стали казаться по-настоящему сладкими.