Нам подниматься первыми
Шрифт:
До сих пор вспоминают старожилы, как пытали враги Евдокию Ивановну перед отрубленной головой сына…
Гнев и скорбь людей стерли с лица земли здание комендатуры. Заросло это поганое место бурьяном.
В школе Верхнебаканского преподает сейчас музыку брат Вальки Володя. Он все-таки вернулся живым, хоть считали его пропавшим без вести, хоть горел не раз и падал с пылающего самолета.
Он много рассказывал мне про брата. Он очень его любил.
Нет, не напрасно Валька ушел тогда в горы…
Никто не знает, где
Но, проезжая через Тоннельную, вспомни о Вальке.
Он был один из многих, семнадцатилетних…
Встреча девятая с Сашей Янченко
Долго пришлось добираться Саше до юга. Разъездам, полустанкам не было числа.
Так получилось: давно он мечтал поехать к Черному морю, а сейчас мчится в теплушке через всю страну. Пулеметчиком 55-й гвардейской Иркутской дивизии.
Только рост вот немного подводит, хотя и есть восемнадцать. Да и на лицо очень уж молод. В военкомате военком паспорт чуть ли не на свет смотрел, проверял.
В дороге первый раз побрился. Намылил щеки, подбородок, а тут поезд тронулся. Чуть не порезался. Ничего, первый блин комом.
Главное — стрелять он хорошо умеет.
Вот ты какой, Новороссийск! Разрушенный, израненный. Весь в серой дымке пожарищ. Новороссийск сорок третьего. На другой стороне бухты и днем и ночью шли бои, там — Малая земля.
И здесь, возле цемзавода «Октябрь», у подножия остроголовой сопки, тоже сутками не прекращалось сражение.
Штурм назначили на десятое сентября.
Саша лежал в окопе, вдыхая запах свежей земли. Скоро будет ракета — сигнал к началу наступления.
В ночной полутьме застыли полки и батальоны, готовились к бою. Снимались чехлы с орудий, подносились снаряды.
Саша взглянул на вершину Сахарной Головы, что высилась неприступно.
Не видно, а ощетинилась она дзотами и дотами, изрыта окопами и траншеями. Еще бы: ключевая позиция врага.
И ее надо будет взять. Ему и его товарищам.
Ракета.
— Ура! — разнеслось вокруг.
— За Родину!
Кровавым огненным светом наполнилась Цемесская бухта.
Прорвавшись сквозь минные заграждения, ворвались в порт торпедные катера.
С Малой земли пошли в атаку.
У цементных заводов начался бой.
Саша беспрерывно нажимал на гашетку пулемета.
Шли вперед наши.
И падали.
И снова поднимались.
Нелегок путь до вершины. До любой вершины. А здесь льет свинец, зло огрызается враг.
Но взять Сахарную надо. Любой ценой.
…Склонив голову на ствол пулемета, дремал юноша.
— Ты что? — загремел голос комбата. И тут же стих: — Прости, дружок…
Из пробитого виска безусого пулеметчика сочилась кровь.
Я вглядываюсь в фотографию парнишки в солдатской пилотке.
Он смотрел внимательно в объектив фотоаппарата, будто знал, что оставляет о себе память надолго. Только не догадывался, что снимок этот окажется в Новороссийском музее, что будет висеть под стеклом и тысячи людей станут проходить мимо и всматриваться в открытое лицо, читать надпись: «Саша Янченко, пулеметчик 55-й Иркутской дивизии».
Почти ничего не знаю я о Саше. А все-таки постараюсь узнать. Ведь годы проходят быстро и меньше остается людей, опаленных пламенем войны…
И разве можно безразлично относиться к этому?
Если бы и ты помог сохранить память о тех, кто никогда не вернется домой, кто погиб на полях великой войны.
Не думай только, что это очень просто. Не так легко будет тебе.
Рыться в книгах и журналах, сидеть в библиотеке и внимательно, страница за страницей перелистывать историю…
Ведь это стало уже историей, но кто, скажи, в те далекие годы пытался запечатлеть для будущего все, что происходило?
Ты скажешь, что есть же писатели, журналисты… И прочитать можно о многом.
Конечно! Я и не спорю!
Но понимаешь, ничто не заменит тебе живых встреч с теми, кто с боем пробивался к Тамани или прыгал в ледяную воду Цемесской бухты вместе с майором Куниковым.
Они живут рядом с тобой, эти герои.
Приглядись внимательнее. Может, твой сосед, которому так нелегко подниматься на третий этаж, и есть тот самый герой, друг героя, чьё имя носит твой отряд?
Сам-то он, возможно, никогда об этом тебе и не скажет…
Или — твой отец. За что у него ордена, которые он редко (по самым большим праздникам!) надевает на пиджак?
Говорил ли он тебе об этом?
Ты и не жди, когда подойдет случай, расспроси сам.
Если обзавелся магнитофоном, запиши на пленку то, что он расскажет.
Будет ссылаться на дела — не отступай. Это ведь тоже дело, и поважнее самых важных.
Разве не так?
А вообще, я в тебе уверен. Если задумаешь — все сделаешь. Если решишь разыскать участников боев — обязательно найдешь. И будет торжественная встреча, такая волнующая и для них, и для тебя.
Но прошу, будь внимателен к фронтовику до конца. Он, конечно, ни о чем просить тебя не будет… Праздник — праздником, торжество — торжеством, а ему, быть может, трудно и воды принести, и огород вскопать.
Будь и в этом на высоте.
Так что за работу!
Но не жди быстрых успехов. Они придут нескоро.
Надеюсь, это тебя не испугает?
Вот и кончаются наши с тобой встречи на меридиане Мужества. Ты познакомился, протянул руку тем, что были при жизни простыми и скромными и в легенды вошли потом, и в песни…