Нам здесь не место
Шрифт:
— Patojos! Малые! — ласково окликает он, сверкая желтозубой улыбкой. — Давайте жмите сюда, составьте старику компанию! Бизнес почти не идет.
Я озираюсь по сторонам, понимая, что вокруг лавки сегодня не так много народу, как обычно. Нет кое-кого из тех, чьи речи я с таким вниманием слушал. Многие, кто тут собирался, говорили о том, что намерены смотаться в Штаты. Или что уже однажды проделали этот путь и теперь готовы повторить его.
Они рассказывали, как переправлялись через реку. Как ехали по Мексике на товарных составах Ля Бесmиа, что значит «Зверь», или платили полерро, «птичникам», — так называют тех, кто
Сейчас я смотрю на старика.
— Bueno! — приветствует он нас. — Como estan? Как дела?
— У нас все хорошо, дон Фели, только мы на мели, — отвечает Чико, когда мы подходим к прилавку. Он вытаскивает деньги и просит кока-колы.
— Только одну бутылку? — поднимает брови дон Фелисио, глядя на меня.
Я пожимаю плечами.
— Вот что я вам скажу, ребята. На той неделе, после Semana Santa [9] — местные праздники меня доконали, — я взял большую партию напитков, так что в подсобке у меня газировка, которую нужно перенести в большой холодильник. Составьте туда все эти паллеты, а я продам вам две бутылки по цене одной.
9
Страстная неделя у католиков. — Примеч. пер.
Чико широко улыбается.
— А можно лучше фейерверк? — спрашиваю я.
Мне неловко, потому что я пытаюсь воспользоваться добросердечием старика, но все равно ужасно хочется, чтобы Крошка однажды сказала своему ребенку: «В день, когда ты родился, muo Пульга и muo Чико устроили фейерверк». Хочу, чтобы малец знал, что мы праздновали его рождение, и я мог рассказать ему об этом. Ну или ей. Может быть, к тому времени я подзабуду, как сильно Крошка не хотела этого ребенка.
— Просто Крошка сейчас рожает, — объясняю я дону Фелисио.
— Да ну?! Вот здорово! — Его глаза загораются. — Тогда конечно, конечно, — бормочет он, хватает несколько пачек с фейерверками и сует мне их через прилавок. — Вот это и две кока-колы по цене одной — думаю, это вполне нормальная плата за небольшую разминку, — подмигивает он.
— Gracias! Спасибо, дон Фели, — говорю я.
— Вы двое ужасно напоминаете мне о Галло, — объясняет он.
Дон Фелисио — не только один из самых славных стариков в округе. Он еще и один из тех людей, кто, встретив вас, всегда говорит одно и то же. Галло — это сын дона Фелисио, который уехал из Пуэрто-Барриоса десять лет назад, когда ему было восемнадцать, и с тех пор не возвращался, потому что у него что-то не так с документами. Поэтому дон Фелисио говорит о нем каждый раз, когда мы приходим. И показывает фотографии своего внука, который живет не то в Колорадо, не то еще где-то там.
— Мне только что прислали новые фотографии внука. Вот закончите, и я вам их покажу. — Он улыбается грустной улыбкой.
— Конечно, дон Фели, — говорю ему я, хоть и не хочу в миллионный раз разглядывать фотки пацаненка с такой же буйной шевелюрой, как у Галло. Это очень скучно, и к тому же тяжело смотреть на лицо дона Фели, которое сперва сияет, а потом, когда он наконец убирает телефон и достает носовой платок, чтобы вытереть глаза, делается совершенно убитым. Но это самое малое, что я могу сделать для старика. — И не переживайте. Вы еще встретитесь и с ним, и с сыном.
Он машет на меня рукой, но кивает,
Мы перепрыгиваем через прилавок, толкаем дверь и входим в тесную подсобку, где нас встречают запахи кислого молока и переспелых овощей и фруктов. Чико запевает дурацкую песенку, которую мы придумали, когда увидели на улице хромого пса. Из-за больной лапы казалось, что он не бежит, а танцует.
Мы все время сочиняем песни: когда-нибудь они пригодятся, потому что я собираюсь купить гитару и положить стихи на музыку. Тогда мы соберем группу и станем музыкантами. Как мой отец — крутой басист из Калифорнии, чикано [10] , который ездил на сверкающем черном «Эль-Камино» с красным кожаным салоном. Он собирался прославиться и обещал подарить маме весь мир, но не сдержал обещания, потому что однажды ночью спьяну разбился насмерть вместе с автомобилем и всеми мечтами. Это случилось, когда они с мамой еще даже не знали, что я уже расту у нее в животе.
10
Один из музыкальных поджанров хип-хопа, появившийся в среде латиноамериканского населения США и Мексики. — Примеч ред.
Чико передаёт мне две последние виноградные «Фанты». Мы почти заканчиваем, когда слышим звук подъехавшей к магазину машины. До подсобки доносятся голоса, которые становятся все громче. Мы оба застываем, услышав, как дон Фелисио говорит:
— Дайте мне еще немного времени! Поймите же, я…
И тут его голос обрывается, так внезапно, так неожиданно, что у меня по телу бегут мурашки. А потом раздается громкий, но глухой удар.
Чико смотрит на меня. Я никогда раньше не видел у него таких огромных глаз. Его грудь поднимается и опускается все быстрее из-за участившегося дыхания. Я качаю головой.
Это означает: не двигайся.
Это означает: ни звука!
Так мы застываем и не шевелимся бог знает сколько времени: Чико на коленях на полу, как в тот момент, когда протягивал мне газировку, а я с двумя бутылками виноградной «Фанты» в руках. Я слышу, как шумит моя собственная кровь и колотится сердце, слышу дыхание Чико. Касса открывается, хлопают дверцы автомобиля, и визжат шины. А потом наступает жуткая тишина, в которой мне чудится призрачное эхо внезапно оборвавшегося голоса дона Фелисио.
— Пульга… что… что это было? — спрашивает Чико дрожащим голосом.
— Не знаю.
Мы понимаем, что случилось что-то очень плохое. Очень-очень плохое.
Я сую Чико бутылки, спешу к двери и приоткрываю ее ровно настолько, чтобы посмотреть, есть ли за ней кто-нибудь, а потом, убедившись, что в магазине никого нет, толкаю сильнее.
— Осторожно, — шепчет Чико.
Я киваю и окликаю:
— Дон Фели?
Но я его не вижу. Я начинаю озираться по сторонам, пытаясь понять, что произошло, и слышу булькающий звук. А потом вижу дона Фелисио на полу. Вначале его ноги, в старых, но начищенных туфлях, потом темные носки, потом старческую кожу между туфлями и низом штанин. Мое тело слабеет, а странное бульканье никуда не девается. Я подхожу ближе и вижу кровь на прилавке, на полу и вокруг туловища дона Фелисио.
А потом я вижу его лицо.
Он держится за горло, пытаясь остановить кровь, которая просачивается между пальцев, и смотрит на меня выпученными от ужаса глазами, которые, кажется, вот-вот выскочат из орбит.
Во рту пересыхает, я спешу к нему, зову по имени и поскальзываюсь в луже крови.
— Все в порядке, пытаюсь сказать я, хотя голос не слушается, а что-то внутри обрывается. Крик застревает в горле. — Сейчас мы кого-нибудь позовем, — говорю я, а он все булькает и держится за шею.