Нам здесь жить (фрагмент)

Олди Генри Лайон

– - Что это вы такая бледная? Переработались? Ай-яй-яй!

– - Это пудра!
– - сообщила я, надеясь осадить его медоточивость, но Никанор Семенович лишь одарил меня очередной улыбкой и величественно опустился в кресло. Кресло под стать начальнику -- и начальник под стать креслу. Какой-то поэт прошлого века что-то писал о "телес десятипудовиках"...

ВЗГЛЯД ИСПОДТИШКА...

Зря говорят, что толстяки добродушны! Маленькие бесцветные глазки тонут в трясине гладких, словно не ведавших бритвы, щек, уголки толстых губ приподняты в "вечной" усмешке --

но не дай Господи поверить в эту доброту! И хитер! Как хитер, толстяк! За пять лет схарчил трех замов, сейчас догрызает четвертого. Так и кажется, что под жиром, словно под броней, прячется кто-то другой -- худой, жилистый, не любящий улыбаться...

А еще у него потные ладони -- противно руку пожимать.

Вот он какой, прокурор города Никанор Семенович...

– - Комплимент хотите?

– - Еще один?
– - не утерпела я.
– - Только не по поводу внешности!

– - Внешности?
– - начальство соизволило хмыкнуть.
– - Эх, мне бы годков двадцать сбавить...

Ну это он, положим, врет! Недаром секретарш коллекционирует...

– - Предупреждаю -- комплимент грубый, зато в точку. Был я с утреца в мэрии, и там, знаете, вас вспоминали. Бажанов, который новый шеф Хирного, поинтересовался (уж извините, Эра Игнатьевна!): кто это вас трахает? Хирный пояснил, что это вы всех трахаете...

Смеяться? Еще чего! Обидеться? Нет, не стоит. Хамство, конечно, зато из первых рук.

Значит, поминали...

– - И кого я трахнула на сей раз?

– - Ну что вы, Эра Игнатьевна! Это я так, к слову...

Значит, к слову. То есть вполне достаточно мне знать, что моей скромной персоной заинтересовался начальник УВД вкупе с новым заместителем мэра. Бажанов?.. Ну конечно, он же курирует все силовые, в том числе ОМОН!

Так-так... тут из подворотни -- таракан...

Между тем начальственная улыбка начала медленно сползать. Щеки обвисли, глазки спрятались за складками, послышался тяжелый вздох. Все, мед кончился. Сейчас пойдет иной продукт.

– - Выпить хотите?

Ого! В этом кабинете пить мне еще не предлагали. Я взглянула на говномер и поняла, что он зашкаливает.

Ответа Никанор Семенович ждать не стал. Грузно приподнявшись, направился к шкафу, послышался возмущенный скрип потревоженной карельской березы. Вспомнился Ревенко. У того в шкафу водка. А у этого?

– - Вы, насколько мне известно, крем-ликер пьете? Или лучше банановый?

Разведка заложила точно, хотя в этой конторе крем-ликер ни с кем пить еще не приходилось. Интересно, кто стукнул?

– - А может, господин прокурор города, лучше водки? "Зусмановки" или "Столпер-Плюс"?!

Он замер, затем укоризненно покачал головой:

– - Водки?! Нет у меня водки, Эра Игнатьевна! Коньячку налить?

Коньяк был подан в стакане; правда, в хрустальном. На закуску -сиротливый ломтик лимона -- я даже не взглянула. Пусть сам "николашку" потребляет.

– - Ну, стало быть, вздрогнули, Эра Игнатьевна! И давайте без "господ прокуроров". Разговор у нас будет душевный, можно сказать, интимный...

Кажется, мне предлагали

раздеваться.

Коньяк оказался хорош, но больше ничего хорошего не предвиделось.

– - Вы с Ревенко говорили?

– - Говорила.

Началось! Сейчас спросит о рапорте, который я еще и не собиралась писать...

– - Рапорт составили?

Соврать? Ну уж нет!

– - Никанор Семенович! Рапорт я не составила, но...

– - И не надо.

Думаю, выражение моего лица ему понравилось. Пухлые губы вновь расцвели улыбкой.

– - Да-да, любезнейшая Эра Игнатьевна, забудьте! И о деле Молитвина забудьте! Да и нет, собственно, никакого дела. И не было. И не будет.

Улыбаться в ответ я не стала. Значит, молитвинское дело отбирают. Интересно, кто?

– - Простите, Никанор Семенович, неужели этим заинтересовалось ФСБ?

Глазки моргнули. Раз, затем еще раз.

– - ФСБ? Да о чем вы? Я же вам ясно говорю, нет никакого дела и не было. Жил себе старичок, приболел, отвезли самовозом в неотложку, вовремя не представили документы... А замглавврача, известный паникер, изволил задергаться, с утра прибежал сообщать -- глядь, пошли заявления соседей, бумажка за бумажкой!.. сейчас все выяснилось.

Слова журчали струйкой, глазки щурились, улыбка бродила между щек, и я, наконец, поняла: надо молчать. Молчать и соглашаться. Если прокурор города говорит, что дела нет, значит, его нет. Хотя сгинувшего алкаша велели искать прокуратуре, вопиюще нарушая все подряд. Хотя следом при странных обстоятельствах и участии таракана-полковника пропал свидетель Залесский. И дальше...

– - Правда, там "хвост" вырос...

– - Простите?
– - очнулась я.

– - "Хвост", -- начальство мило усмехнулось.
– - Господа архары на квартире Залесского подрались с каким-то сержантом-жориком. Непорядок, конечно. Так вы этого жорика оформите. Года на три, чтоб неповадно было. Только не тяните.

– - Ладно...

Я отвечала, не думая. Что же это творится? Может, и вправду ничего такого не было? Глупостей хватает, а к Залесскому архары могли заехать не только из-за пропавшего старика. Может, в Залесском все дело?

– - Не обрадовал?

Я пожала плечами. От молитвинского дела за версту тянуло "мертвяком", так что спасибо, конечно... Память услужливо подсказала: субботние гости-дружки на квартире Залесского, один -- носатый, болтливый; второй -крупный мужик с уставной ряшкой, все норовил мне честь отдать, хоть так, хоть эдак... это он, что ли, "хвост"?!

– - Ну тогда я вам подарок сделаю. Завтра передадите в третью канцелярию дело Кривца...

– - Что?!

Молитвинское дело отобрали, теперь Кривец. Этот мерзавец, ясен пень, не подарок, но что все это значит?

– - И остаются у вас ваши священники, но с ними можно не спешить...

"Какого черта?!" -- едва не вырвалось у меня, но язык вновь оказался вовремя прикушен.

Сейчас сам скажет.

– - Вы Изюмского знаете?

Изюмский? Ах, да! Розовощекий болван из новеньких. Золотой зуб, золотая цепь...