Наномашины, "Шива"! Том 7
Шрифт:
Я же хмыкнул.
Может это испытание судьба не просто так подсунула? Как Катя заставляет меня взрослеть и стремиться к большему, так Никифоров сделает мир лучше после дружбы со мной?
А может… это не Судьба такая, а мои решения?
— Хорошее решение, — улыбаюсь я, хлопая глупого, но, похоже, верного нового друга по плечу, — Тогда пойдём к дирек…
И тут:
— Не выйдет, — Лёня мотает головой.
— А? Почему? — Лёша недоуменно моргает, — Мы же помощь хотим предложить!
— Ну вот так. Не выйдет, — вздыхает
Мы неуверенно переглянулись, и всё равно решили попытаться.
Кабинет директора находился на первом этаже — массивная дверь с облупившейся табличкой «Директор». Мы постучались, и женский голос велел войти.
За столом сидела женщина лет сорока — самая обычная, каких тысячи встречаешь на улице. Ни злая ведьма из сказки, ни добрая фея. Усталое лицо со следами дешёвой косметики, потёртый костюм, крашеные волосы с отросшими корнями.
Но что-то в ней было… неправильное. То, как она смотрела — оценивающе, холодно. Как держала руки — будто готовая в любой момент отмахнуться.
В кабинете пахло дешёвыми духами и чем-то затхлым, несмотря на открытое окно. На столе — фотография улыбающихся детей в новой форме. Явно постановочная. Рядом — какие-то грамоты в рамках, благодарности от спонсоров. Всё такое… показушное.
— Здравствуйте! — Лёша выступил вперёд с той же уверенностью, с какой недавно разговаривал в магазине, — Я… мы хотели бы помочь детскому дому! Я Никифоров! Ну, если вам это о чём-то говорит.
— Вот как? — директриса приподняла бровь, разглядывая его дорогую одежду, — И чем же?
— Деньгами! — выпалил он, — Можно отремонтировать здание, купить новую мебель, игрушки… У меня есть возможности! Я мог бы…
— Не стоит, — она качает головой с той самой снисходительной улыбкой, от которой у меня внутри всё переворачивается, — Мы справляемся сами. Спасибо за предложение, но помощь не требуется.
Ха?
Погоди… что? Ха?! Реально?!
— Но…
— Детям не следует лезть во взрослые дела, — её голос стал жёстче, как будто кто-то провёл наждачкой по стеклу, — У нас всё под контролем. А вы… вы просто ещё дети, и впечатлительные.
— Под контролем?! — не выдержал я, делая шаг вперёд, — Да тут всё разваливается! Стены облезлые, дети в обносках ходят!
— Молодой человек, — она поджала губы, сложив руки на столе, — Я повторяю — мы справляемся…
— Да враньё всё это! — вдруг взорвался всегда спокойный Лёня, — Скажите им правду! Скажите, куда деваются деньги от спонсоров! Почему каждый год «ремонт», а ничего не меняется?! Почему зимой в спальнях холодно?! Почему…
— Леонид! — рявкнула директриса, вскакивая. Её маска приветливости слетела, обнажив что-то хищное.
— Да у вас договорённости, и вы здесь деньги отмываете!
— ВОН! — она ударила ладонью по столу так, что подпрыгнули канцелярские принадлежности, — Все вон отсюда!
У меня дёрнулся глаз. Всё это время я молча
Она это серьёзно?..
Мы вышли в коридор. Лёня тяжело дышал, всё ещё сжимая кулаки. Его трясло.
— Я же говорил, — процедил он сквозь зубы, — Не выйдет. Они… они всё контролируют. Везде свои люди. Даже если жаловаться — без толку. Доказательств нет, не знаю как они это скрывают.
Парни тут же начали возмущаться, а Ксюша грустно молчала. Смотря на её грустное молчание, Лёша ещё больше злился, что, уверен, для него крайняя редкость. Да и для Леонида — я и не помню его злым, кроме нашего знакомства.
И один я молчал.
Внутри меня что-то клокотало. Тёмное, злое… хотелось разнести этот кабинет, вытрясти правду, заставить их… В голове мелькали картинки — как крысы заполняют коридоры, как рушатся стены, как они жрут эту женщину!
Но…
Часы… не тикали.
— А ты что думаешь? — спросил меня покрасневший Лёша.
— Я решу, — тихо сказал я, разворачиваясь на выход, — Пока забудьте.
— Ха? Как? Как?! — пытались до меня докричаться, — Эй, Миша! Как ты решишь?!
Я не ответил. Я прекрасно понимаю разницу между мной и парнями. Глупо считать меня за обычного одарённого ребёнка, и глупо относиться к другим так же. Я могу осознать и перенести куда больше, чем остальные.
Не стоит им знать, что я хочу и к чему прибегну.
Сначала я наивно представлял, как крысы обглодают её до костей! Как она будет вопить от ужаса! Но разве всё поменяется? Разве её место не займут другие? Разве стоит по этому поводу тревожить Императора, напрягать Тихонова, не имея доказательств? Зачем, если в моих руках…
Мощь невыносимой, порабощающей Похоти.
Неделю спустя.
В полумраке квартиры на коленях стоит женщина. Она дёргается, скулит сквозь кляп, её руки беспорядочно цепляются за воздух. Одежда помята и перекручена, волосы спутаны — спокойная укладка исчезла, обнажая седые корни. В глазах плещется безумие.
Она ползёт по полу, царапая ногтями паркет, и лишь кляп во рту не даёт искусать губы до крови. Каждое движение — мучительная пытка. Тело сотрясает крупная дрожь.
— М-м-м! — мычала она, умоляющими глазами смотря на инкуба.
— Ну, ну, сладкая моя. Тише. Сейчас, — парень, держащий её за поводок, присел и заботливым движением снял с неё кляп, поглаживая по щеке.
— Пожалуйста… прошу… прошу! — замычала она, — Я не могу… не могу больше…
От той надменности и властности, что была неделю назад, не осталось и следа. Теперь она воет в подушку по ночам, мечется в пустой постели. Днём едва может сосредоточиться на работе — пальцы дрожат, документы выпадают, мысли путаются.