Нантская история
Шрифт:
— Взгляните правде в глаза, — отозвалась я беззаботно, — Если о наших изысканиях станет кому-то известно, всем нам не поздоровиться. Ламберту крупно влетит от графа, вам от Церкви, а мы с Бальдульфом и подавно такие мелкие сошки, что нас сдует первым же порывом. Так что не время переживать из-за подобных мелочей, отче. Мы идем по следу.
— Если этот след приведет нас к Темному культу… То есть, если он действительно приведет…
— Обещаю вам, если присутствие культа станет зримым и несомненным, мы поставим в известность Церковь.
— И графа, — многозначительно
— Черт с вами, и графа… А теперь открывайте!
Ламберта не пришлось просить дважды. Взявшись за рукоять, он легко распахнул контейнер, точно створки легкого трюмо. Изнутри, из его стылых, распространяющих тяжелый химический запах, недр, поплыли невесомые клубы липкого пара. То ли отец Гидеон не совсем верно провел разморозку, то ли это было в порядке вещей. Прежде мне не приходилось размораживать мертвецов.
— Это и есть он? — с сомнением спросила я, — Какой-то он тощий.
— Бескормица, — Ламберт пожал плечами, — Живым он не очень отличался.
— Господи, вы же разорвали его пополам!..
— Гидравлическая дыба, госпожа Альберка, инструмент грубый. Может, в ведомстве отца Гидеона его допрашивали бы, щекоча павлиньими перьями…
Я бросила быстрый взгляд на отца Гидеона, но опасения были напрасны — священник с такой внимательностью изучал лежащее в контейнере тело, что пропустил эту реплику мимо ушей.
— Значит, это и есть тот бедолага, что стащил у меня манипул? — наконец спросил он.
— То, что от него осталось.
— Несчастный… — отец Гидеон осенил мертвеца крестным знамением. Я хотела сказать на этот счет что-то язвительное, но священник был при этом столь серьезен, что я на всякий случай промолчала.
— Этот несчастный может быть исполнителем Темного культа, — сказал Ламберт, не без злорадства, — И как вы можете видеть, у него удалена метка, наложенная при крещении.
— Очень жаль.
— Насколько я знаю, метка содержит всю информацию о подданном Империи, от его группы крови до краткой биографии. Не удали он ее, ваши братья, думаю, живописали бы нам его жизнь за несколько секунд.
— Мне жаль не этого. Он обрек свою душу на вечные муки ада.
Это прозвучало достаточно сухо чтобы Ламберт не делал попыток устремиться в новую словесную атаку, и я мысленно поблагодарила его за это — когда тебе на голову водружают Стальной Венец, мозг и так грозит расплавиться.
Бальдульф делал это медленно и аккуратно. Я почувствовала, как прохладная сталь коснулась моих висков. Несмотря на клеймо Церкви этот головной убор явно был произведен не без дьявольского участия, и всякий раз, когда предстояло им пользоваться, меня била легкая дрожь.
— Приготовь Клаудо, — приказала я резко чтобы собственная нерешительность не бросилась им в глаза, — Дай ему ланцет и смотри чтоб не выронил. Мне понадобится секунд сорок на нейро-контакт.
На темени Клаудо Бальдульф укрепил небольшой датчик размером не больше ореха. Сервус смотрел в стену мертвым рыбьим взглядом и все происходящее его совершенно не интересовало.
— Начали! — приказала я.
Темнота упала на меня так быстро,
Щелчок. Он был оглушающий, но с ним в этот изолированный мир, состоящий из сплошной бездонной темноты, вторгся звук. Я услышала чье-то громкое хриплое дыхание — так отчетливо и ясно, точно сидела на огромной чугунной трубе гигантского подземного трубопровода.
Только это дыхание уже не было моим.
Мутной невыносимой волной нахлынула тошнота, и какое-то время я задыхалась, пытаясь сопротивляться ее неумолимому давлению, выжимающему желудок и внутренности, точно грязную тряпку. Я знала, что это надо перетерпеть, и была готова к этому. В какой-то момент эта самовольная пытка стала казаться невыносимой — меня точно прокручивали во внутренностях огромной мясорубки, и органы чувств, смятенные, перепутанные и беспомощные, как слепые котята, выли от напряжения.
Это можно было легко прекратить. Один мысленный крик — на Стальном Венце загорится тревожный красный огонек, и Бальдульф с готовностью снимет его с моей головы, вернув в привычный мир, знакомый и понятный. Но я вспомнила капитана Ламберта и отца Гидеона, которые сейчас стояли где-то рядом со мной. Каждый из них уже рискнул больше, чем собиралась я, и не оправдать их надежд было бы стократ отвратительнее, чем сплющится в желеобразную медузу в недрах этого непроглядного черного мира, чьим ветром было чужое мерное дыхание.
— … за дьявольщина эта штука?
Кажется, это был Ламберт. Наверняка сказать я не могла — слух восстановился едва-едва, и чужие голоса звучали хриплым вороньим карканьем с рваным тембром.
— Полевой нейро-трансмиттер, — теперь я уже различала интонации отца Гидеона, — Неприятная штука, насколько я слышал.
— Судя по ее лицу, она сейчас переживает все муки ада.
— Не стану опровергать это предположение.
— И она…
— Собирается управлять сервусом. Точнее, управлять — не совсем то слово. Она подключилась к его нервной системе и фактически на время стала ее симбионтом.
— Она будет внутри его тела?
— И да и нет. Она будет воспринимать мир его органами чувств, но это не полное слияние, если вы это имеете в виду… Просто способ установить связь оператора с подопечным. Увеличивает координацию и слаженность действий. Это как радио-связь напрямую, тактильно, для которой не нужны слова. Оператор думает — и подопечный безошибочно понимает его мысль мгновенным импульсом.
— Уже жалею, что спросил… Конечно, из ваших закромов штучка?
— Старая довоенная разработка, — сказал отец Гидеон неохотно, — Изначально предполагалась для полевых лазаретов монашеских орденов. Как раз для тех случаев, когда опытный лекарь вынужден направлять на расстоянии действия обслуживающего персонала…